Георгий Кублицкий - Все мы - открыватели...

И когда пришла решающая минута, Арминий Вамбери, давно известный всему Стамбулу как Решид-эфенди, был вполне готов перевоплотиться в странствующего дервиша.

К Арминию Вамбери, который после посещения среднеазиатских ханств побывал еще и в Афганистане, пришла слава одного из самых дерзких путешественников по Востоку.

Он не был первым европейцем в Хиве, Бухаре, Самарканде. Русские послы посещали среднеазиатские ханства с XVII века. В начале XIX века туда усиленно старались проникнуть англичане, и не все они разделили участь обезглавленных в Бухаре полковника Конноли и подполковника Стоддарта. Приключения в Хиве Николая Муравьева, брата известных декабристов Муравьевых, в свое время всколыхнули русское общество. Ханыков, Эверсман, Виткович, Демезон, уже знакомый нам Егор Петрович Ковалевский и другие, служа русской науке и русской дипломатии, в разное время проникали в ханства Средней Азии.

В старых комплектах «Туркестанских ведомостей» можно найти рассказ купца Абросимова. Это был молодой человек, выкупленный крепостной крестьянин, часто встречавший в киргизских степях хивинских купцов. Видимо, у него были незаурядные способности к языкам; он бегло говорил по-узбекски, по-киргизски и по-туркменски. И вот этот предприимчивый торговец, нагрузив товарами пятнадцать верблюдов, на свой страх и риск отправился в Среднюю Азию.

Не без труда он добрался до Хивы. Его привели к хану. Купец попросил разрешения торговать в городе. Хан такое разрешение дал. «В самое короткое время вся Хива знала о приезжем русском торговце. Многие приходили не для того, чтобы покупать у меня товары, а, собственно, чтобы взглянуть на меня. Я старался оказывать всякому уважение, и тем распространял круг своего знакомства, и был любим всеми». Так рассказывал купец.

Абросимов не раз побывал у хана. Однажды тот предложил купцу жениться на какой-нибудь пленнице или на хивинке и остаться в Хиве. Вежливый отказ не привел хана в бешенство. Когда Абросимов, выгодно распродав товары, собрался домой, хан отпустил его, сказав на прощание, что русским купцам от него обиды не будет.

В Хиве Абросимов жил за несколько лет до прихода туда хромого дервиша…

Рассказ купца не заставляет, однако, заподозрить Вамбери в сгущении красок при описании опасностей, подстерегающих иноземца в Хиве. Абросимов пришел туда открыто, Вамбери — под чужим именем. Хан был заинтересован в торговле с русскими, но, конечно, не мог допустить, чтобы какой-либо френги проник во все тайны жизни ханства, ревниво оберегаемые от постороннего. Несомненная заслуга Вамбери как раз в том, что он сумел увидеть застойный, изживающий себя мир средневековых деспотов и религиозных фанатиков, полностью растворившись в его атмосфере, став его частицей.

Приключения Вамбери, как мы уже говорили, описывались не раз. Со страниц некоторых повестей и рассказов он предстает железной натурой, одержимой идеей служения науке, одиночкой, окруженным одними врагами, только и думающими о том, как разоблачить подозрительного дервиша.

Едва ли это правильно.

Сам Вамбери объективнее некоторых своих биографов. Действительно, пишет он, косой взгляд встречного, каждый жест казался ему подозрительным, настораживал его. Но, признает далее Вамбери, «впоследствии я убедился, что спутники и не думали разоблачать меня». Опасность разоблачения обострялась лишь в больших городах.

Более того, позднее выяснилось, что некоторые лица, в том числе и сановники, догадывались, что под внешностью дервиша скрывается европеец. Однако этот европеец имел турецкий паспорт, подлинность которого не вызывала сомнений. В критические моменты дервиш извлекал паспорт из лохмотьев, и сановник почтительно целовал «тугру».

И разберемся без предвзятости: верно ли представлять того же афганца, действительно доставившего много тревог Вамбери, лишь злодеем, мешающим ученому? Ведь сам Вамбери в позднейших книгах упоминает, что афганец чудом уцелел при кровавой расправе, учиненной англичанами в захваченном Кандагаре.

Афганец хорошо знал, что принесли его родине френги. В его глазах тот, кого он подозревал, был вражеским лазутчиком, а те, кто защищал подозрительного хромого дервиша, — слепцами и ротозеями…

Вамбери после своих путешествий опубликовал работы, содержащие ценный этнографический материал. Его труды по чагатайскому и уйгурскому языкам, а также в области угро-финской и тюрко-татарской лексикографии не утратили значения до сих пор. Именно за лингвистические исследования Венгерская академия наук избрала Арминия Вамбери академиком.

Но в своих поисках прародины венгров он, увы, не нашел верного пути.

Ему не было нужды отправляться туда, где, по его словам, «слушать считается бесстыдством, где спрашивать — преступление, а записывать — смертный грех».

Для поисков народов, говорящих на языках, сколько-нибудь сходных с венгерским, для Вамбери подошел бы вначале весьма обычный маршрут: из Вены — в Москву, а оттуда — на Волгу.

Путешествуя в удобной каюте парохода волжского товарищества «Самолет», он увидел бы на пристанях грузчиков, или, как их называли, крючников, — башкир, чувашей, марийцев, сгибавшихся под тюками со льном, с кожами для нижегородской ярмарки. И чуткое ухо лингвиста, возможно, уловило бы в их возгласах некоторое сходство с говором простолюдинов венгерского местечка.

А для того чтобы услышать речь, еще более близкую венгерской, Вамбери следовало бы отправиться дальше. Но отнюдь не в раскаленные пески Средней Азии, а туда, где долгой зимней ночью не знает покоя пурга и до мая лежат сугробы. Он должен был бы перевалить Урал и на собачьей упряжке проехать по низовьям Оби.

Здесь, в лесах и тундре, он нашел бы стойбища охотников, принадлежащих к небольшим северным народам. Тогда их называли вогулами и остяками. И тут-то в заклинаниях шамана, бьющего в бубен, чтобы изгнать злых духов, Вамбери услышал бы вдруг отголоски хорошо ему знакомых причитаний, какими провожают покойника крестьяне венгерской пушты…

Впрочем, еще до того как Вамбери отправился в Среднюю Азию, другой венгр совершил именно такое путешествие на север, в края, где обитали остяки и вогулы. Его звали Анталом Регули. Он установил несомненную близость своего родного языка с языком кочующих по берегам Оби потомков древних племен.

Сибирский север — и Центральная Европа! Обь — и Дунай! Несходство исторических судеб разделенных огромным расстоянием народов — и все-таки несомненное родство языка. Как объясняет этот парадокс современная наука?

Оговоримся сразу: здесь нет полного единства мнений. Возможно, что дальнейшее развитие человеческих знаний внесет поправки в существующие гипотезы и вовсе отвергнет некоторые из них. Эрик Мольнар, автор изданной в Будапеште работы о проблеме происхождения венгерского народа, вообще считает, что даже при использовании всех достижений лингвистики, археологии, антропологии, этнографии и других наук никогда не удастся «вскрыть весь ход венгерской древней истории со всеми ее существенными чертами».