Георгий Кублицкий - Все мы - открыватели...

Но недолго длится его оседлая жизнь. Осенью 1847 года курьер из Петербурга привозит предписание: в уважение просьбы паши Мухаммеда-Али, правителя Египта, полковник корпуса горных инженеров Ковалевский направляется в Африку для разведок золотых россыпей и ученых изысканий.

Обычно неповоротливая во всем, что касалось научных экспедиций, бюрократическая машина николаевских времен на этот раз работает с несвойственной ей скоростью. Через три недели, сдав дела, Ковалевский трясется на перекладных по дороге в Одессу, где его поджидают опытные золотопромывальщики — уральцы Бородин и Фомин. Русский пароход высаживает экспедицию, к которой присоединился также молодой ботаник Лев Ценковский, в Константинополе. На константинопольском рейде уже стоит под парами египетское судно, готовое к отплытию в Александрию.

После короткого плавания по каналу Махмудие и нильским водам Ковалевскому предстоит встреча в Каире с пашой Мухаммедом-Али.

О правителе Египта в Европе ходят легенды. Жестокий, властолюбивый, малообразованный, но одаренный от природы живым умом, он старался в меру своих сил преобразовать страну, вытянуть ее из отсталости, пробудить от спячки. Он строил фабрики и рыл каналы, велел печатать газеты и обучать крестьян-феллахов военному делу. Образцом для него была развивающаяся капиталистическая Европа; ее опыт он с непреклонной решительностью и нетерпеливостью восточного деспота хотел пересадить на египетскую феодальную почву.

К тому времени, о котором наш рассказ, звезда Мухаммеда-Али уже закатывалась. Великие европейские державы, вовсе не заинтересованные в усилении Египта, нанесли ему несколько очень чувствительных и точно рассчитанных ударов. Однако паша не сдавался. Он верил, что сможет поправить дела, если у него будет золото, много золота, и в русском инженере видел того, кто поможет это золото добыть.

За золотом Мухаммед-Али уже не раз посылал сильные экспедиционные отряды. Им поручалось найти таинственную страну Офир, где добывали сокровища для царя Соломона. Старинная арабская рукопись побудила пашу отправить своих людей к горе Дуль, подле которой рабы будто бы лопатами черпали золото, украшавшее дворцы фараонов. В далекой области Фазогли посланцы Мухаммеда-Али действительно нашли золотые месторождения, но с весьма скудным содержанием металла. А паша Египта нуждался в золотых горах…

В канун нового 1848 года пароход доставил в Каир нетерпеливо ожидаемую здесь экспедицию Ковалевского.

Не успел Ковалевский расположиться в отведенном ему доме родственника паши, как явился чиновник: сиятельный паша, его светлость Мухаммед-Али, ждет гостя к обеду.

Небывалая честь! Удивленный русский консул сказал Ковалевскому, что правитель Египта обычно обедает только с самыми близкими людьми.

За сервированным по-европейски столом Ковалевский увидел миниатюрного старика с белой бородой, бледным, изможденным лицом и глубоко посаженными живыми глазами. Он мало походил на свои портреты, где услужливые художники изображали властителя здоровяком, полным сил и энергии.

— Я приказал послать в Фазоглу десять тысяч человек для работы на золотых рудниках, — сказал паша. — Если нужно, так прибавлю столько же.

Еще не было ни разведанных по-настоящему месторождений, ни рудников, а людей уже гнали! Однако Ковалевский не сказал об этом вслух. Его предупредили, что Мухаммед-Али не терпит возражений. Все должны соглашаться с ним, поддакивать ему, прославлять его мудрость.

— Инша-алла! — только и произнес Ковалевский. Это выражение, которое египтяне постоянно употребляют по сей день, переводится примерно: «Если пожелает аллах». В данном случае оно могло означать, что если на то будет воля аллаха, то найдется богатое золото, а следовательно, и дело для десяти тысяч человек…

Золото, вожделенное золото, как бы бросало отсвет на все приготовления к отъезду, торопило, подстегивало людей. Никакая научная экспедиция не подготавливалась в Каире так быстро, не снаряжалась так щедро, как эта. В январе 1848 года специальный пароход уже увозил ее вверх по Нилу, к Асуану.

В Асуане кончался маршрут, исхоженный многими и до Ковалевского. Но дальше приоткрывались ворота в Экваториальную Африку, еще полную загадок и неожиданностей. И если мы все же заглянем в путевые заметки Ковалевского, посвященные исхоженному пути до Асуана, то лишь для того, чтобы яснее выявить черты характера и взгляды человека, который вел эти записи.

Ковалевского не подавляет груз чужих впечатлений. Ему чужда ложная патетика. Он пишет по поводу пирамид: «О них, кажется, истощены все споры, все восклицания, все прилагательные превосходной степени, так что мне немногое остается прибавить». И прибавляет: «Боже мой, сколько труда, сколько поту и крови человеческой пролито и как бесполезно!» Он признается, что с невольным ужасом смотрит на громады, свидетельствующие о тиранстве фараонов. Для того времени, когда были написаны эти строки, подобный взгляд казался совершенно необычным, вызывающе еретическим. Вопреки традиции романтически настроенных путешественников Ковалевский платит весьма скупую дань восхищения боготворимому Нилу и сказочному Каиру. Он пишет об иллюзиях, которые рушатся «при виде нагой существенности»: берега Нила, увы, скучны; ряды пальм стоят однообразно; если мелькнет из-за них деревня, то такая, «что лучше бы ее вовсе не было видно».

Путешественника радует изящная простота каирских мечетей, резные точеные балконы, улицы, заставляющие вспоминать о «тысяче и одной ночи». Однако, замечает он, мечети разрушаются, все вокруг пестро, но вяло, «нищета и бедность выказываются острыми углами из-под старого, шитого золотом бурнуса».

Пытливый ум Ковалевского не хочет принимать на веру утвердившиеся представления о вещах. Он остроумно и доказательно опровергает мнение, будто озеро в Фай-юмском оазисе было вырыто искусственно. Что из того, что об этом пишет сам Геродот? Геродот, поклонник и обожатель мудрости египетских жрецов, правдивый Геродот, иногда в увлечении совращался с пути правды; хвастуны, встречавшиеся и среди древних египтян, ввели «отца истории» не в одну ошибку.

Современная наука подтвердила вывод Ковалевского о естественном происхождении озерной впадины и ведущего от нее к Нилу протока.

Жарким январским днем пароход высадил экспедицию Ковалевского на пустынную пристань Асуана. Тут как бы проходила невидимая граница, за которой кончались привычные европейцу удобства.

Выше Асуана бурлил грозный Первый порог, или Первый катаракт. Кладь путешественника перевезли по берегу в обход и погрузили в трюмы четырех дахабие.