Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Повесть

Художник В. Руденко　

Возможно ли вообразить безмятежнее картину: по глади морской темно-синего кобальта, подхваченные крыльями белоснежных парусов, наполняемые не сильным, но упругим пассатом от оста бегут, бегут корветы, легко рассекая зыбь и оставляя за кормой пенную струю. Так бы и скользить судам по Атлантике до самых бразильских берегов…

Но что это? Корабли убавили паруса, сблизились и вдруг окутались густым пороховым дымом. Залп. Второй. Третий.

— Флаг и гюйс поднять, матросам по вантам стоять! — звучит команда. Полощутся по ветру сине-белые андреевские флаги, вьются ленты вымпелов на гротах.

— Ур-р-ра! — катится над волнами, празднично иллюминованными ослепительными солнечными бликами.

Команда «Надежды» выстроилась на шканцах. Сюда с бака движется удивительная процессия. Впереди торжественно и важно выступает сам бог морской — Нептун. Дивятся матросы, во все глаза глядят. Не узнать в нем квартирмейстера Павла Курганова, даром что борода мочальная, а сколотый у плеча хитон из старой парусины скроен. Да зато трезубец на славу сработал кузнец корабельный Михайла Звягин. Таким трезубцем-острогой только рыбу бить! А корона медная жаром горит на полуденном солнце — куда тут и золоту твоему! А паче всего — больно уж вид грозен у божества морского, не подступиться! За ним поспешают «черти», сверх всякой меры перепачканные камбузной сажей. А уж что за рожи строит «нечистая сила» для устрашения православных — со смеху лопнешь. Этих-то, видать, можно веселия ради и за хвост веревочный подергать. Шум, крики, хохот.

Нептун все так же важно и невозмутимо приближается к офицерам, стоящим поодаль. Трижды стукнув трезубцем о палубный настил, вопрошает громово:

— Кто есть капитан судна сего? Какие люди и куда путь держат? Как осмелились потревожить меня в царстве моем?

Тихо стало на корабле. Только мачты скрипят да плещутся волны о борт. Вперед выступил высокий, худощавый, сероглазый офицер. Почтительно, но с достоинством поклонился квартирмейстеру, величаво опершемуся на трезубец и впрямь похожему на божество.

— Командую сим судном я, флота капитан-лейтенант и кавалер Иван Федоров сын Крузенштерна. — Голос глуховат, но сразу набрал силу, разнесся по палубе. — Все мы россияне, а путь наш долог и многотруден, потому и просим тебя, владыка грозный морских пучин, даровать нам попутный ветер и счастливое плавание.

— Быть посему! — Чуть помедлив, стукнул опять трезубцем Нептун. — А теперь велю крестить всех, кто впервые в царство мое попал, по обычаю давнему.

Только этого и ждали «черти». Со свистом и улюлюканьем подскочили они к матросам и одного за другим потащили к бочкам с забортной водой. На офицеров плескали из парусиновых ведер. И вскоре ни на ком, кроме капитан-лейтенанта, ходившего уже не раз в южное полушарие, сухой нитки не осталось.

«Нептуново действо» на славу удалось, готовились к нему заранее. Могло ли по-иному быть? Впервые суда под андреевским флагом пересекают «линию» — экватор. Впервые… А ведь уже не одно столетие испанцы, португальцы, голландцы, англичане, французы, моряки других наций моря и океаны под всеми широтами бороздят. Вокруг света уж ходили* сколько раз. И сколько раз марсовый кричал торжествующе: «Земля!» Вот она, новая твердь на градусной сетке, охватывающей земную сферу. Карты, лоции… И все так же безгранично плещется голубая стихия, тают в морской дымке паруса. Вернутся ли со славой или… исчезнут навсегда?

Ну а российские первооткрыватели?.. «Просвещенная» Европа не признает за Россией исследования огромных пространств Сибири — просто-напросто неграмотные казаки гонялись за пушным зверем, вот и вышли ненароком на берега Тихого океана… Европа пристально смотрит на российских мореплавателей. Откуда, мол, вы, господа? Из города Санкт-Петербурга? Головой кивают почтительно, но в глазах усмешка. Да, молод город сей, столица государства Российского. Едва сто лет минуло. Молод и флот. Известно, в каких суровых обстоятельствах утверждалась прозорливая мысль Петра Первого, что великой державе «не можно быть без моря и флота». И рождался, и утверждал он свое право на жизнь в дыму и грохоте сражений. Победоносных сражений! Гангут и Гренгам, Чесма и Готланд, Роченсальм и Ревель, Выборг и Корфу гулким эхом прокатились по столицам европейских государств, заставили далеко различать гордый андреевский флаг в морских просторах.

Пришел черед и вояжу «около света». Но это только начало, что-то ждет их впереди?

Мысли возникали привычно, бежали неторопливо. Заложив руки за спину, капитан-лейтенант Крузенштерн, расхаживал по верхней палубе. С бака доносились то протяжные, то разудалые русские песни. Самые бойкие матросы пускались в пляс, отбивая крепкими пятками босых ног частую дробь. При спокойном море и ровном попутном пассате вахты были нетрудными. Служители-матросы, поглядывая окрест, вели неспешные беседы об удивительном, о далеких уж теперь родных берегах. А сегодня ради знаменательного дня Крузенштерн распорядился приготовить для них праздничный обед.

Крузенштерн подошел поближе послушать матросские разговоры. В одном месте рассуждали о том, что вот-де господа офицеры сказывали: достигли они самых жарких мест. Раньше-то многие опасались, каково будет в этаком сатанинском пекле? А вот, гляди-ка, уже и за «линию» спустились, а российскому матросу и здесь способно. Стало быть, обнадежиться можно: даст бог, все напасти на пути преодолеть удастся.

А эти двое беседуют о свечении моря. И так и сяк прикинь, трудно в толк взять. Будто и вода, а горит, и горит, а не жжет… Чудеса, да и только!

Крузенштерн усмехнулся про себя: еще бы не чудеса. С древнейших времен поражаются этому люди. А разгадать тайны природной не могут. Одни мужи ученые утверждают, что светится газ фосфорический, выделяющийся вследствие гниения разных органических остатков, другие авторитеты считают, что это останки рыб светятся, кои в морской воде не скоро истлевают. Иные полагали здесь действие электрических сил.

Но все сие лишь догадки. А вот Георг Генрих Лангсдорф, которого здесь, на корабле, все называют Григорием Ивановичем, зачерпнул с борта «Надежды» светящейся воды, процедил ее через слой опилок, прикрытых лоскутом материи. И что же? Вода перестала светиться! А на тряпице остались какие-то темные точки. Скорее их под микроскоп! Ба! Живые организмы…