Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

— У нас, господин поручик, на корабле нет телесных наказаний, — отчетливо проговорил Крузенштерн, все еще держа трость Толстого.

— То-то я вижу, — фыркнул поручик, — как идет работа. — Он указал на отдыхавших в тени матросов.

— Бездельники! — послышался голос Фоса. — Так мы никогда не двинемся с этого острова.

Крузенштерн не удостоил его ответом. Почувствовав на себе холодный взгляд серых глаз, Фос повернулся и зашагал прочь. Подхватив клетку с обезьяной, за ним пошел и Толстой.

Крузенштерн отшвырнул трость.

— Иди отдыхай, братец, — обратился он к Харитонову. — Сегодня много потрудиться придется. Ну, что скажешь? — повернулся он к Лисянскому.

Тот смотрел вслед удалявшимся фигурам. Глаза его уже смеялись.

— Эх, Иван Федорович, с огнем играешь. Фос-то надворный советник. Это по нашей морской службе капитан второго ранга. Мы же с тобой чином ниже…

— Вон и обезьяну ту можно в мундир обрядить, — не принял шутливого тона Крузенштерн, — что же с ней делать прикажешь?

Как ни торопились с ремонтом, а огибать мыс Горн пришлось в самое неблагоприятное время. И потому, когда покидали Санта-Катарину, капитаны договорились, что в случае, если буря разлучит суда, свидеться у острова Пасхи или у Маркизских островов.

Так и получилось. На широте мыса Горн их настиг шторм от зюйд-веста, который по свирепости превосходил бурю, трепавшую корабли в Северном море. А на гороподобные волны было страшно смотреть. На другой день вместо того, чтобы умягчиться, как уповали моряки, шторм не ослабил, а еще и усилил свирепство свое. При внезапных шквалах холод пронизывал до костей, угнетая всех чрезвычайно.

Корабли давно уже потеряли из виду друг друга, но хуже всего была открывшаяся в носовой части «Надежды» течь. Отныне она будет давать о себе знать в продолжение всего плавания. Проникавшая в трюм вода могла повредить грузы Российско-Американской компании. Зная, что у острова Пасхи даже осмотреть корабль не удастся, там нет для этого удобных бухт, отмелей, Крузенштерн приказал держать курс прямо на Маркизы.

Начиналась самая ответственная часть плавания. Что готовит им Тихий океан, чьи беспредельные просторы во многом еще загадка?

Каждую минуту может открыться неизвестная земля. Днем впередсмотрящий дежурит безотлучно на салинге, ночью — на бушприте. И как водится, тому, кто первым увидит землю, обещана завидная награда.

В апреле 1804 года корабль вступил в полосу юго-восточного пассата и ходко побежал по волнам. Крузенштерн попросил ученых взять на себя ежечасные наблюдения за атмосферным давлением, температурой и влажностью воздуха. Надобно было выяснить, зависят ли погодные условия от положения Луны по отношению к нашей планете, как утверждали некоторые ученые авторитеты.

Наблюдения вели поначалу Лангсдорф с Горнером. Но последний не выдержал столь большого напряжения: появились нервические боли. Лангсдорф же не сдавался. Три месяца кряду ежечасно прерывал ночной сон, чтобы сделать очередное наблюдение. Иной раз и вовсе не ложился, сидел со своими сетями на корме, ловил в кильватерной струе морских животных.

Куда ни обрати взор, везде масса интересного, неразгаданного. Ведомо всем: вода в море солона, горька. Да, но всюду ли соленость одинакова? Вряд ли… Но как в этом убедиться? Проводить каждый раз химический анализ воды возможно ли на корабле? Но ведь от количества растворенной в воде соли зависит удельная тяжесть жидкости. Вот удобный способ к определению солености.

Эти измерения на «Надежде» вели упорно. Пока пересекали Атлантику, соленость была одна, в Тихом океане она заметно снизилась.

А начальник экспедиции отложил пока в сторону научные книги. Сейчас иное заботит его. Мы видим Крузенштерна в его кормовой каюте погруженным в глубокие размышления. Предстоит встреча с полинезийцами — жителями островов центральной части Тихого океана. Какое описание плавания в Полинезию ни возьми, везде говорится, что островитяне нрава веселого, открытого, понятия о собственности у них совсем иные, нежели у европейцев. Оттого и случалось часто, что островитян считали воришками и оружие в ход пускали.

Крузенштерн решительно придвигает чернильницу. Отсвет приказа, который он сейчас пишет, распространится на многие годы вперед. Этим установленным раз навсегда правилам общения с аборигенами будут следовать в дальних вояжах своих экипажи судов флота российского.

«Главная цель пристанища нашего, — ложились на бумагу ровные строки, — есть налиться воды и снабжение свежими припасами… Я уверен, что мы покинем берег тихого народа сего, не оставив по себе дурного имени, человеколюбивыми поступками нашими постараемся возбудить живейшую к нам признательность, приготовить для последовательных соотечественников наших народ, дружбой к россиянам пылающий».

Далее Крузенштерн определяет четкий порядок меновой торговли, назначает ответственных за это лиц. И в заключение: «Наистрожайше подтверждается каждому… На берегу и корабле без особого приказания отнюдь не употреблять огнестрельного оружия».

Первым из Маркизских островов открылась Нукухива. Где здесь удобнее выгрузиться? Карты вопрошать о сем бесполезно: они молчат. Надо определиться самим.

Множество жизнерадостных маркизян будто только и ждали появления корабля. Вмиг завязалась торговля. Впрочем, какая это торговля? Маркизяне, как дети, радовались любому железному предмету. А взамен бери любые дары земли и моря. И ученые, и моряки с любопытством разглядывали островитян, знакомились с их жилищами, укладом жизни. Поразительные лодки: двойные, соединенные общей платформой пироги с балансиром, небольшие, не более пяти саженей в длину, а столь устойчивы на воде. И постройки: четыре столба, вкопанные в землю, перекладины. А стены из бамбуковых жердей, крыша из пальмовых листьев — вот и все строение, но в столь райском климате другого, пожалуй, и не надо… Одежды, почитай, никакой и нет на островитянах. Повязки на бедрах — и все. Разве что в дождь на плечи набрасывают нечто вроде длинных рогож. Но зато все тело изрядно татуировано до самых пяток.

А какова пища? Плоды хлебного дерева, кокосовые орехи, бананы: батат, корни таро. Рыба печеная, а чаще сырая. Обмакивают куски ее в морскую воду: соли на острове нет. Много диковинного. Сиди себе под пальмой, попивай прохладный сок ее плодов да заноси на память все увиденное.

А вот и паруса показались. «Нева» припожаловала. Лисянский заходил на остров Пасху и, хотя стоянка была по необходимости кратковременной, узнал столько интересного, что, пожалуй, не грех там остаться бы и на год… Крузенштерн только повздыхал, слушая обстоятельный рассказ капитана «Невы». На Маркизах невцев встретили столь же радушно.