Олег Лайне - На суше и на море 1985

— Нужен переводчик для поездки по стране.

— Что ж, я готов.

— Но, — добавили сурово, — поездка напряженная будет и трудная. Транспорт не гарантирован — сезон дождей. Одним словом, в неизвестность.

— Ничего, я потерплю.

— Тогда завтра вылетаем в Пембу. В семь утра.

— Ясно.

В Пембу! Это ж столица провинции Кабу-Делгаду — самой желанной для меня в тот момент провинции. Ведь именно там, на севере ее, обитают маконде. Правда, Пемба расположена на юге… но это ничего, это совсем уже близко.

Пемба — городок, немного безалаберно распланированный, но удивительно удобно расположенный на самой оконечности полуострова, отделяющего бухту от океана. Там с одной стороны города нежится зеленая гладь залива, а с другой — прозрачные волны прибоя обхаживают белый и чистый песок пляжей, и пенные гребни, как лебединые стаи, взмывают ввысь, но улететь не могут.

Не было времени, чтобы основательно познакомиться с городом, — сказывалась та самая напряженность поездки, о которой меня предупреждали, и все же, улучив момент и порасспросив местных жителей, я выяснил следующее: живут в основном в Пембе макуа — народ очень веселый, любит танцевать и петь песни. В этом мы сами убедились вечером, когда с наступлением темноты в различных концах города зазвучали тамтамы, загорелись костры и в их мятущемся свете двигались тени и слышались возгласы.

Живут в Пембе и маконде: я встречал на улице много татуированных лиц. Скульпторы маконде приходят из дальних деревень и располагаются со своим товаром прямо на асфальте у центрального супермаркета. Специального базара, где продавали бы скульптуры, нет.

Не теряя времени, я побежал к супермаркету, но мастеров там не нашел. Расстроенный, стал приставать к прохожим: как же так? Ведь мне говорили… Почему? Будний день, отвечали, обычно мастера собираются по субботам. Нет, возражали другие, приходят и в будние дни, но почему-то сегодня нет. Странно. Наконец одного мне показали. Он сидел в тени, от меня его скрывала длинная очередь за каким-то продуктом. Перед ним выставлены были две скульптуры на одну и ту же тему: старик маконде придерживает на голове огромную рыбу, другой ухватил за ухо согнувшуюся над кувшином женщину, должно быть жену. По размерам жена была раза в три меньше старика. Хотел ли этим мастер подчеркнуть превосходство мужского пола над женским? Не знаю. Сам мастер ничего не мог сказать по этому поводу: он не говорил по-португальски. Как бы там ни было, работа мне понравилась.

Пока я бегал по городу и занимался изысканиями, выяснилось одно обстоятельство, очень меня порадовавшее: далее на север мы едем на машине. Более того, путь наш лежит к тем самым местам, где обитают маконде, через плоскогорья, к самой реке Рувуме.

Дорога вопреки нашим предположениям оказалась великолепной, но день выдался сумрачный, ползли низкие грозовые тучи, нехотя переваливали через гигантские гранитные скалы, которые, как отщепенцы недалеких гор, торчали сиротливо из лесных зарослей. Эти скалы попадались часто, пока мы ехали по равнине, дорога, огибая их, выписывала замысловатые кривые.

Дождь начинал примериваться к нам, хлестал резкими струями в стекло машины. Селения на равнине встречались редко, и невозможно было понять, макуа они или маконде, потому что здесь именно проходила зона смешения этих народов. А настоящие маконде живут дальше, на плоскогорье. Там фиолетово полыхали зарницы, так часто и мощно, что казались единой, блуждающей по горам огненной вспышкой. Природа в Африке не любит творить только наполовину, и если уж одаряет, то щедро, от всей души. Коли сказано: сезон дождей — это действительно сезон дождей, буйных и необузданных гроз, которыми сыплет она безумно, не то опьяненная собственной силой, не то наказать хочет бог весть за какие грехи.

У нас все еще было впереди, путешествие только начиналось. Проехали мост через реку Монтепвез. Сезон дождей только начался, река не набрала еще силу, струилась слабыми ручейками меж многочисленных отмелей. Исчезли гранитные скалы, зато ближе и отчетливее стали горы, дорога заметно пошла на подъем — мы въезжали на плоскогорье, страну маконде. Все чаще попадались скрытые в зарослях кукурузы деревеньки в пять-шесть, иногда больше хижин. Самих хижин видно не было, лишь крыши торчали, как стога сена на наших лугах.

Люди шли по обочинам дороги, несли на головах кувшины с початками кукурузы, тыквы, арбузы — возвращались с полей. Я всматривался в их лица, чуть не вываливаясь из кабины, — маконде! Не просто маконде, а маконде в собственной своей стране, в своих хижинах — в той среде, что сделала их такими непонятными и загадочными.

— Смотрите! — закричал вдруг один из моих спутников. — Что это у них на губе?

Навстречу шли три женщины, обнаженные до пояса, в верхней губе у каждой вставлено было «батоке» — деревянный цилиндр диаметром примерно пять-шесть сантиметров. За ними не спеша, как пастух за стадом, шел мужчина с длинным ножом, который здесь называется катана. Завидев нас, женщины свернули с дороги в придорожные кусты и повернулись к нам спинами. Мужчина остановился и, приветствуя, приподнял дырявую соломенную шляпу.

Я рассказал, что знал о «батоке», о том, что в детстве еще маконде протыкают девочкам верхнюю губу, вставляют сначала соломину, а потом деревянный цилиндр — «батоке». В давние времена протыкали еще уши, унизывая их сплошь короткими палочками.

— Зачем они так? — мрачно спросил мой спутник.

Я пожал плечами: быть может, восходит это к какому-то религиозному обряду, может, считают красивым — ведь критерии красоты различны, и надо не приходится диктовать им свои вкусы.

Нашему водителю Кустодио — лихому и веселому парню из Пембы — надоело поминутно сигналить, сгоняя вереницы пешеходов к обочинам, и он стал прислушиваться к нашему разговору, силился до напряжения в глазах понять, о чем идет речь. И ему показалось, что понял.

— Это его жены, — сказал неожиданно.

— Какие жены? — не понял я.

— Те женщины, — он оттопырил верхнюю губу, указал пальцами, — о которых вы говорите.

Кустодио понял по-своему, ему и в голову не пришло, очевидно, что «батоке» явилось предметом недоумения. Я перевел спутникам, они удивились еще больше.

— Как! Три жены?

— Три, три! — закивал довольный Кустодио. — Я сам маконде из Муеды, я знаю.

— И у тебя, Кустодио, тоже три жены?

— Не-ет, у Кустодио нет жены. Нет денег — нет жены. Если бы у Кустодио были деньги, он имел бы три… нет, пять жен! — И весело расхохотался.

Многоженство до сих пор является обычным делом не только у маконде, но и у других народов Африки. Объясняется это не столько «страстностью» мужчин, сколько экономическими соображениями, необходимостью иметь как можно больше рабочих рук в семье для расширения и обработки земельного участка. А маконде к тому же еще издавна известны своим пристрастием «умыкать» женщин у других народов.