Вячеслав Пальман - На суше и на море 1979

Короткое совещание в лодке. Искатели возбуждены и едва сдерживают нетерпение. Решаем тщательно просмотреть дно бухты, разбив ее на пять секторов. Мой участок у самого берега; я не ожидаю никаких сенсаций — такой опытный человек, как Летбридж, должен был тщательно прочесать мелководье. Все верно, я вернулся с пустыми руками.

— Множество обломков в моем районе, — доложил Луи. — Ими усыпаны подножия рифов.

— Две полузасыпанные пушки, — объявил Ален.

— Целая куча добра в секторе — ружья, ядра и большие металлические обручи, — сообщил Мишель.

Во втором погружении я отправился взглянуть на Аленовы пушки. Они «хорошего» периода, как и шпонки руля, лежащие рядом. Проплываю дальше над песчаной долиной и утыкаюсь в северо-западную оконечность бухты. Там обнаруживаю еще одну железную пушку, а по соседству — маленькое бронзовое орудие, груду ядер крупного калибра и несколько винных бутылок характерной формы. Сохранились даже пробки, закрученные медной проволокой.

У подножия берегового откоса лежат мотки каната и деревянные балки. А это что? Глиняная голландская пивная кружка. Металлические обручи, о которых упомянул Мишель, густо обросли ракушками, но можно поручиться, что они были надеты на бочонки с водой или водкой.

Итак, перед глазами у меня почти полный комплект образцов груза «Слот тер Хооге», описанного первым помощником капитана Баартелем Таерлинком два с половиной века назад. Повсюду валялись желтые кирпичи, которые служили балластом на судах голландской Ост-Индской компании. Единственное, чего не было, это сокровищ…

На обратном пути я подобрал тоненькую серебряную пластинку. Она лежала прямо под пустой винной бутылкой. В лодке я потер ее большим и указательным пальцами и прочел: «2ST», то есть «дуббельстейвер» и слово «ЗЕЕ-ЛАН-ДИЯ». На другой стороне монетки был плывущий лев. Все сходится. И наконец, дата — 1724 год!

— Визитная карточка Зееландской палаты, — заметил Луи на обратном пути. — Знакомство состоялось.

К сожалению, продолжать знакомство пришлось не в столь комфортабельных условиях. Ночью задул сильный норд-вест. В бухте гуляли волны, грозившие повторением участи «Слот тер Хооге». На пятый день непогоды я собрал «военный совет».

— Коллеги! Летбридж писал, что для погружения ныряльной машины ему необходима хорошая погода…

— И ждал ее у моря пять лет, — откликнулся Ален.

Действительно, для аквалангистов-профессионалов поверхностное волнение не является препятствием. Мы знаем, что на дне все спокойно. Главное — благополучно опуститься туда. Что и было сделано. Мы были вознаграждены за смелость подлинной серебряной «жилой»: Луи обнаружил большой ком, сцементированный известью и металлическими солями, покрытый сверху слоем водорослей. Неопытный глаз пропустил бы его без внимания. Но мы сразу поняли в чем дело.

Наверху мы разбили ком и извлекли из него 30 монет. Когда их промыли, они оказались в идеальном состоянии. Это были гульдены и дукаты, в том числе «серебряные всадники». Кроме того, мы собрали солидную коллекцию предметов голландского быта того времени — медные булавки с изящно выполненными головками, пуговицы от камзолов, серебряные пряжки от туфель, мушкетные пули, фарфоровые трубки и две бронзовые табакерки с дивными гравюрами на крышках.

Тогда же выявился наш главный враг — песок. Предстояло отгрести океан песка в океане. Мы попытались бороться с ним с помощью двадцатипятиметрового пожарного брандспойта. Но силы оказались неравны: песок обрушивался в вырытые ямы быстрее, чем мы успевали его отгребать.

— Пустое дело, — сказал Луи Горе в конце месяца. — Надо не перемещать песок, а удалять его.

— Грунтосос?

Да, нужен грунтосос. Но где достать его на заброшенном архипелаге? Уточню, что речь идет о всасывающем сопле пневматического разгрузчика сыпучих материалов, своего рода подводном «пылесосе», приводимом в действие компрессором низкого давления. Труба выводится на берег и поднимает со дна вместе с песком мелкие камешки, пули и монеты, которые просеиваются сквозь мелкоячеистый грохот.

Удача и на сей раз пришла к нам в образе человека по имени Жуан Боргиш. Он возглавляет туристское бюро на Мадейре. Когда я приехал к нему в контору в столице архипелага Фуншале и поведал о наших трудностях, он нисколько не удивился, будто я просил указать нам местный ресторан.

— Отсасывающая труба? Да-да, конечно, — ответил Жуан. Через несколько дней на берегу бухты Порту-ду-Гильерми стоял компрессор, а двести пятьдесят метров труб были собраны и опущены в воду друзьями Боргиша.

Погода, увы, не баловала. В июне мы работали в среднем через два дня на третий, в июле — не чаще. Август выдался лучше. Труба выкачала из рабочей зоны несколько тонн песка. Наша коллекция значительно пополнилась. Там фигурировали теперь рулевой крюк, аптекарские весы, необычный стеклянный пестик, набор гирек и даже золотое колечко — по всей видимости, звено оборванной цепи.

Но ни одного серебряного слитка.

Множество раз я проверял свои подсчеты, нервно листал записи и вновь занимался арифметикой. Все верно: на дне должно было оставаться от ста до двухсот пятидесяти слитков. Или все же произошла ошибка?.. При одной этой мысли по коже у меня пробегал озноб.

Конец терзаниям положил Ален. Он нашел первый слиток на выступе скалы. В тот день я остался на берегу, занятый разбором накопившихся отчетов и писем. Я сидел и торопливо стучал на машинке, когда друзья тихонько вошли и положили на стол подарок, завернутый в бумагу и перевязанный ленточками. Было много шума, восклицаний, хлопнула пробка от шампанского. Вот уж поистине ценный подарок!

На слитке были явственно видны печати Зееландской палаты и стилизованная роза, гарантирующая чистоту металла и его вес: 1980 граммов, то есть ровно четыре амстердамских фунта. След был горячий, надо было двигаться по нему дальше. Но слой песка становился все толще, а наши рабочие дни — длиннее.

Подъем в 7.15, погрузка снаряжения от 8 до 8.45, час хода по морю (два — в непогоду), час на то, чтобы размотать шланги, одеться и запустить компрессор. Первое погружение длится два часа, потом десять минут на декомпрессию, полтора часа перерыва и вновь два часа работы под водой, после чего новая, более продолжительная декомпрессия. Затем надо все собрать, сложить, отвезти, выгрузить, добраться до дома на южной стороне острова и обсушиться. В 6 вечера приходилось сломя голову мчаться за бензином и соляркой, прежде чем закроется бензоколонка. Отдыхом мне служили те минуты, когда я садился за машинку: ежедневный отчет, опись найденных предметов, сводная ведомость для таможни. Ален готовит вечерний суп. Луи чинит снаряжение, латает гидрокостюмы или обрабатывает находку, страдающую бронзовой болезнью. Роже спускается «загорать» на пляж — там мы оставляем компрессор высокого давления. Роже наполняет воздухом баллоны аквалангов, проверяет трубки, маски и прочее. Он прерывает «загорание» в 10 вечера, когда мы садимся ужинать, а после ужина возвращается добирать свое до полуночи.