Олег Попцов - На суше и на море 1986

Деревьев было мало. Дело в том, что на острове веками сводили леса и эрозия уничтожила почву, оголив скальные породы. Редкие деревца торчали из каменистой земли, словно кости отощавшего животного. В последние десятилетия были предприняты значительные усилия по рекультивации опустошенных земель, но структура почв изменилась так сильно, что местные породы уже не могут там расти, и лесоводам пришлось сажать завезенные из Австралии эвкалипты…

На третий день пути исчезли и они: мы въехали в южную часть острова, где на выжженных песках способны выжить лишь приспособившиеся к условиям пустыни растения. Но к вечеру декорации вдруг переменились. Поодаль возникли стоявшие рядами тонкие, без единой веточки стволы высотой по десять метров; каждый ствол ощетинился броней из шипов и был окутан гирляндами светло-зеленых листочков размером в шестипенсовую монету. Деревья назывались дидиереи.

Именно в эти леса мы и ехали. Жорж сказал, что здесь водятся сифаки — разновидность лемуров, наиболее похожая на обезьян. Они должны были стать первыми героями нашего фильма.

Жорж предложил остановиться на ночевку в деревне, которую он назвал Футак. Уже приученные к особенностям малагасийского произношения, мы не удивились, когда оказалось, что на карте она называлась Ифотака.

Утром спозаранку мы отправились на поиски сифак. Работать в здешних лесах было неприятно: шипы стволов дидиерей и растущие между ними колючие кусты рвали одежду, больно царапали тело. Во многих местах путь преграждали наполовину упавшие стволы — они намертво сцепились с кустарниками, так что нельзя было ни перешагнуть через них, ни проползти под ними. Одолеть чащобу можно было, только прорубая дорогу мачете, но делать этого не хотелось: стук непременно распугал бы всех лесных обитателей от мала до велика. Приходилось обходить бурелом, иногда делая большой крюк, и мы часто теряли направление.

Уже час мы продирались сквозь плотный, неприветливый лес. Наконец в зарослях дидиереи появился просвет. Мы ринулись туда в надежде передохнуть и подкрепиться на прогалине.

Я тихонько отвел кончиком мачете тонкую ветку и уже собирался шагнуть вперед, как вдруг заметил посреди солнечной полянки три маленькие белые фигурки, стоявшие у низкого цветущего кустика. Они деловито срывали лепестки и обеими лапами запихивали их в рот. Я застыл как вкопанный. С полминуты зверьки продолжали кормиться. Затем сзади подошел Жорж и, ни о чем не догадываясь, наступил на ветку. Та хрустнула. Три зверька тотчас оглянулись на нас и дунули прочь большими прыжками. Они отталкивались от земли длинными задними лапами, а короткие передние держали перед собой, словно на соревнованиях по бегу в мешках. За несколько секунд они проскочили полянку и исчезли в зарослях дидиереи.

Жорж расплылся в счастливой улыбке:

— Сифаки! Я вам говорил, они должны быть здесь. Не беспокойтесь, мы их еще встретим, они не могли уйти далеко.

Мы быстро прикрепили камеру к штативу, насадили длинный объектив и двинулись вслед за зверьками в кустарник. В собранном виде камера была не только тяжелой, но и жутко неудобной: когда мы волокли ее сквозь заросли, ножки штатива беспрерывно цеплялись за сплетения ветвей. К счастью, далеко тащить не пришлось — через несколько минут шедший в авангарде Жорж поднял руку. Мы почти беззвучно подкрались к нему. Проводник указал пальцем вперед, где среди раскачивающихся стволов дидиереи виднелся комок белого меха. Затаив дыхание, мы стали раздвигать кусты, чтобы пропустить Джефа с камерой. Операция оказалась не самой простой: колючки не желали расставаться со штативом.

Наконец было найдено удобное место с относительно хорошим обзором. Сифака сидела на верхушке дидиереи, вцепившись в ствол; она явно видела нас, но не проявляла особенного беспокойства. Возможно, зверек чувствовал себя неуязвимым: одно дело — на земле, а другое — на десятиметровой высоте.

Шаг за шагом мы передвигали камеру к объекту, пока ближе подходить уже не было смысла: телеобъектив позволял Джефу снимать мордочку зверька крупным планом. Густая шелковистая шерсть сифаки была белоснежной, только на макушке торчал рыжевато-коричневый вихор. Длинный пушистый хвост был свернут кольцом между ног. Лицо — голое, без шерсти, и черное как смол!» — мало походило на обезьянье, поскольку сифака вообще ни на кого не похожа. Передние лапы зверька значительно короче задних, оттого он передвигается по земле в вертикальном положении. Поглядев на нас своими горящими топазовыми глазами, сифака издала смешной хрюкающий звук, нечто вроде «шии-фак». Отсюда, естественно, и наименование животно го. Европейские зоологи произносят его в три слога — «сифака», но малагасийцы по обыкновению опускают последнее «а», и название зверька, слезающее у них с языка, действительно очень напоминает издаваемый им звук.

К волнению и радости у меня примешивалась толика тщеславия: сифаки не выживаюз в неволе и мало кому из натуралистов доводилось наблюдать их в естественной среде. Поэтому сведения об их привычках и повадках весьма скудны, хотя подробные анатомические описания этих животных существуют уже давно. Все специалисты сходятся на том, что сифака обладает феноменальной прыгучестью.

Сейчас нам представлялась возможность проверить это утверждение: сифака сидела как раз на верхушке дерева. При отступлении ей пришлось бы спрыгнуть вниз, на другую ветку, либо перескочить на соседнюю дидиерею, а до нее было метров шесть, не меньше. Мне думалось, она предпочтет второй вариант, если, конечно, расстояние не покажется ей слишком большим. Мы отодвинули камеры чуть в сторону, заняв самую выгодную позицию, и Жорж решительным шагом направился к зверьку. Сифака взглянула на него широко раскрытыми глазами, прокричала три-четыре раза, после чего… мужество оставило ее. Она подобралась и, резко оттолкнувшись могучими задними лапами, взмыла в воздух. Несясь стрелой, она выбросила вперед все четыре лапы, приготовившись вцепиться в вертикальный ствол соседней дидиереи. Тело зверька летело в вертикальном положении, хвост развевался сзади. Послышался отчетливый шлепок — сифака достигла цели и обхватила передними лапами ствол. Тот закачался от удара, и акробат победно оглянулся на нас через плечо.

Местные жители могли многое рассказать о сифаках, но отличить факты от выдумки было не так просто. Уверяли, например, что животные знают секреты врачевания; раненая сифака якобы кладет поверх ран особые листики, способствующие быстрому заживлению, — потрясающее качество, если это правда. Из другого рассказа явствовало, что самка-сифака, перед гем как родить, выдергивает у себя с груди и предплечий шерсть, которой выстилает люльку, и, наложив туда камешков, подвешивает ее на дерево, чтобы не снес ветер. Вполне вероятно, что это соответствует действительно сти, поскольку в ряде описаний есть указания на то, что после рождения детенышей у самок появляются пролысины именно в этих местах. С другой стороны, как мы обнаружили позже, детеныши сифаки, подобно обезьянам, очень рано прицепляются к телу матери, и та носит их повсюду, так что устроенное ценой стольких мучений гнездо служит очень короткое время.