Джеральд Даррелл - Моя семья и другие звери

– Без вопросов. Предоставь мне заряженное ружье и потенциальных жертв, и я тебе продемонстрирую, что тут не требуются никакие способности, все решает быстрая сообразительность, умение математически просчитать задачу.

– Отлично. Завтра утром мы отправимся на болото за бекасами. Проявишь там свою быструю сообразительность.

– Мне не доставляет никакого удовольствия убивать птиц, таких малорослых от рождения, – сказал Ларри. – Но поскольку на карту поставлена моя честь, придется ими пожертвовать.

– Если ты убьешь хотя бы одну, считай, что тебе повезло, – с удовлетворением заметил Лесли.

– Мальчики, вы ссоритесь за-за каких-то глупостей, – философски изрекла мать, смахивая с очков налипшие перья.

– Я согласна с Лесли, – неожиданно сказала Марго. – Ларри обожает давать другим советы, а сам при этом ничего не делает. Хороший урок ему не помешает. Очень даже кстати, что Лесли убил двух птиц одним выстрелом, или как там это называется.

Лесли показалось, что Марго неправильно поняла суть его подвига, и он принялся заново и более детально пересказывать эпизод.

Всю ночь шел дождь, и, когда с утра пораньше мы отправились засвидетельствовать подвиг Ларри, влажная земля чавкала под ногами, и от нее шел благоухающий аромат, как от сливового торта. Ларри по такому случаю вставил в твидовую шляпу большое индюшачье перо и стал похож на маленького, но дородного и даже весьма величавого Робин Гуда. Всю дорогу до болота, куда слетались бекасы, он сопровождал нытьем. Почему Лесли, вместо того чтобы поверить ему на слово, потащил его в такой холод по этим скользким тропам, и все ради какого-то дурацкого фарса, да еще заставил тащить тяжеленное ружье, а никакой дичи нет и в помине, ну разве что слабоумный пингвин высунет нос в такой день. С невозмутимой безжалостностью мы гнали его вперед, не слыша ни аргументов, ни протестов.

Болото представляло собой низменную часть равнины, около десяти акров, которые возделывались в весенние и летние месяцы. Зимой этот заброшенный участок превращался в заросли бамбука и вереска, прорезаемые ирригационными канавами, заполненными стоячей водой. Эти заболоченные канавы сильно осложняли охоту, так как перепрыгнуть их было трудно, а перейти вброд – еще труднее: около шести футов жидкой грязи и еще порядка четырех футов грязной воды. Здесь и там через них были переброшены узкие мостки из досок, в основном шаткие и прогнившие, но только так можно было пересекать эту топь. Во время охоты внимание постоянно переключалось с поиска дичи на поиск очередного мостка.

Не успели мы перейти через первый такой мосток, как три бекаса шорхнули у нас из-под ног и зигзагами понеслись прочь. Ларри вскинул ружье и в возбуждении нажал на курки. Щелкнули бойки, но выстрелов не прозвучало.

– Вообще-то, не мешало бы его зарядить, – заметил Лесли с затаенным торжеством.

– Я полагал, что ты это уже сделал, – с горечью отозвался Ларри. – Кто у нас, черт возьми, оруженосец? Если б не твоя безалаберность, я бы уже подстрелил парочку.

Он зарядил двустволку, и мы снова медленно зашагали через заросли бамбука. Две сороки злобно переругивались по поводу нашего продвижения. Ларри бормотал в их адрес угрозы и проклятья, так как они заранее оповещали нужную нам дичь. А сороки все летели впереди нас, продолжая громко болтать, пока не вывели Ларри из себя окончательно. Он остановился перед просевшим мостиком через широкую канаву со стоячей водой.

– Послушай, мы можем их как-нибудь заткнуть? – негодовал он. – Они распугают всех в округе.

– Только не бекасов, – заверил его Лесли. – Эти сидят себе тихо, пока ты на них практически не наступишь.

– По-моему, бесполезно продолжать. С таким же успехом можно было послать вперед духовой оркестр.

Ларри зажал ружье под мышкой и в раздражении ступил на мостик. Тут-то все и случилось. Он стоял посередине скрипучей, дрожащей конструкции, когда из длинной осоки по ту сторону мостка выпорхнули два бекаса и устремились ввысь. Ларри, в возбуждении забывший о своем шатком положении, вскинул на плечо ружье и, расставив ноги на гуляющих под ним досках, выстрелил из обоих стволов. Бекасы благополучно улетели, а вот Ларри в результате отдачи от мощного дуплета с испуганным криком полетел задом в ирригационную канаву.

– Ружье над головой! Держи ружье над головой! – проорал Лесли.

– Не вставай, а то засосет! – закричала Марго. – Сиди неподвижно.

Но у Ларри, распростертого на спине в болотистой заводи, в голове была лишь одна мысль – выбраться, и как можно скорее. Он постарался встать, опираясь – о ужас! – на ружье стволами вниз. Ему удалось подняться, но тут жидкая грязь под ним разъехалась и забурлила, он провалился по пояс, а ружье целиком исчезло под водой.

– Что ты сделал с ружьем! – в ярости завопил Лесли. – Ты забил стволы жижей!

– А что, по-твоему, я должен был делать? – огрызнулся Ларри. – Ждать, когда меня засосет трясина? Господи, дай же мне руку!

– Достань ружье, – возмутился Лесли.

– Не буду я спасать ружье, пока ты не спасешь меня! – огрызнулся Ларри. – Я тебе что, морж? Вытащи меня!

– Идиот, если ты мне протянешь дуло, я смогу тебя вытащить, – крикнул Лесли. – Иначе никак.

Ларри, отчаянно ища ружье, провалился еще на несколько дюймов и наконец извлек его, изрядно выпачканное черным, мерзко пахнущим илом.

– О боже! Во что ты его превратил, – простонал Лесли, вытирая дуло носовым платком. – Ты только посмотри.

– Может, перестанешь уже заниматься этим мерзким оружием и вытащишь меня отсюда? – злобно выкрикнул Ларри. – Или ты хочешь, чтобы я утонул, как Шелли? [11] Английский поэт Перси Биши Шелли утонул в Средиземном море между Специей и Ливорно 8 июля 1822 г.

Лесли протянул ему дуло, и мы налегли все разом. Толку от этого не было никакого, разве что Ларри еще сильнее увяз, пока мы отдувались.

– Речь шла о том, чтобы меня спасти , а не добить , – произнес Ларри, тяжело дыша.

– Слушай, хватит уже собачиться, лучше постарайся выдернуть себя из трясины, – посоветовал ему Лесли.

– Блин! А чем, по-твоему, я занимаюсь? Я уже в трех местах покалечился.

В конце концов, после титанических усилий, раздался затяжной чпок , Ларри выбрался на поверхность, и мы втащили его на берег. Он стоял, покрытый черным вонючим илом, словно шоколадная скульптура из доменной печи, которая оттаивала у нас на глазах.

– Как ты? – спросила Марго.

Ларри смерил ее взглядом.

– Отлично, – саркастически заметил он. – Лучше не бывает. Если не считать начинающейся пневмонии, надорванной спины и того, что мой башмак покоится на дне, я чувствую себя превосходно.

По дороге домой, припадая на одну ногу, он вылил на нас ушат презрения и негодования и под конец уже не сомневался, что это был заговор с нашей стороны. Когда он вошел в дом, оставляя за собой след, напоминавший свежевспаханную борозду, мать ахнула от ужаса.