Эрик Вейнер - Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой

Американский путь: если у вас что-то есть, покажите это.

Швейцарский путь: если у вас что-то есть, скройте это. Один швейцарец сказал мне:

— Не стоит одеваться и вести себя как богач. Но, конечно, вы можете поставить у себя в квартире кофемашину за четыре тысячи долларов.

Я спрашиваю у Дитера, в чем подвох.

Богатый швейцарец, объясняет он, не хвастает своими деньгами, потому что он не должен этого делать. Все знают, что он богат, потому что швейцарцы знают все о своих соседях. Фактически, если богатый человек начнет кичиться своими деньгами, покупая новенький блестящий автомобиль, — люди скорее решат, что у него финансовые проблемы.

В Америке самое худшее, что может быть, — это стать неудачником. В Швейцарии самая ужасная участь — быть показным победителем, нуворишем [2] Нувориш — быстро разбогатевший человек. . «Страшная участь», — сказал мне один состоятельный швейцарец, как если бы он говорил о какой-то страшной болезни.

Философ Мартин Хайдеггер однажды определил скуку как «горячее дыхание небытия на нашей шее». В Швейцарии это горячее дыхание повсюду. Это в воздухе. Швейцарцы сделали со скукой то же, что французы — с вином, а немцы — с пивом: довели ее до совершенства и выпустили в широкое производство.

Швейцарцы живут альтернативной жизнью. Они не падают ниже плинтуса, но и не возносятся к небесам. Швейцарец никогда не опишет что-либо как потрясающее, но только скажет «c’est pas mal» — неплохо. Может быть, швейцарский секрет счастья в этом «c’est pas mal»? Или, возможно, швейцарцы на самом деле считают многое удивительным, но на каком-то подсознательном уровне умаляют это значение. Опишите что-то как удивительное, и оно перестанет быть таковым.

Исследователи в области счастья обнаружили, что со статистической точки зрения швейцарская модель имеет право на существование. Лучше жить в среднем диапазоне, чем постоянно колебаться между наивысшими точками наслаждения и ужасным дном.

Никто не знает больше о швейцарской скуке, чем Джонатан Стейнберг, ученый, посвятивший свою карьеру изучению Швейцарии. Когда он объявил своим ученикам, что будет читать лекцию о гражданской войне в Швейцарии, половина класса встала и вышла, приведя профессора к угнетающему выводу, что «даже гражданская война, если она в Швейцарии, — нечто очень скучное».

Причем не только скучное, но и без тени юмора. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, швейцарский юмор работает на совершенно другой частоте, неслышимой для моих нешвейцарских ушей. И так, с этим непредубежденным отношением, я спрашиваю Дитера — дипломатично, конечно, — о том, правда ли, что у швейцарцев нет чувства юмора.

— Определенного чувства юмора, — отвечает он, разряжая обстановку.

Отсутствие чувства юмора у швейцарцев имеет долгую и серьезную историю. Один ученый рассказывал мне, что в семнадцатом веке в Базеле существовал самый настоящий запрет на смех в общественных местах. Конечно, сегодня такого закона больше нет. Потому что в этом больше нет необходимости. Отсутствие чувства юмора в Швейцарии стало элементом самоцензуры. Швейцарцы любят правила так же, как голландцы марихуану и проституток. Во многих регионах Швейцарии вы не можете косить газон или вытряхивать ковры по воскресеньям. Нельзя вешать белье на балкон в любой день недели. Слив в туалете запрещено использовать после 10 часов вечера.

Я встретил британку, живущую в Швейцарии, которая неоднократно нарушала швейцарские правила. Как-то раз она пришла домой с работы поздним вечером с парой коллег, и они пропустили несколько бокалов пива. Ничего экстраординарного, просто разрядка после тяжелого рабочего дня. На следующий день она нашла записку, прикрепленную к двери.

«Пожалуйста, — гласила она, — не надо смеяться после полуночи».

Оставьте свой автомобиль грязным в Швейцарии, и кто-нибудь обязательно приложит к нему записку «Пожалуйста, помойте машину». И никакого забавного «помой меня», как обычно иронизируют американцы. Швейцарцы, лишенные иронии, имеют в виду именно то, что говорят. Если вы ошибетесь, сортируя свой мусор, какой-нибудь любопытный сосед обязательно найдет посторонний предмет и вернет его к вашему порогу с отрывистой запиской. Это не просто государство нянек. Это государство супернянек.

В Швейцарии все регламентировано, даже анархия. Раз в год, на праздник Первого мая, анархисты разбивают пару витрин. Это всегда происходит в одно и то же время. Как-то раз один швейцарец в редкую минуту проблесков юмора заметил: «Да, у нас есть анархия. После обеда».

Давайте подсчитаем, что у нас есть. Швейцарцы — невеселый, подозрительный народ. Все работает хорошо, зависть отсутствует, но за свою цену: за вами постоянно наблюдают, отслеживают, судят. Где же счастье?

— Все просто, — отвечает Дитер. — Природа. Мы, швейцарцы, очень сильно связаны с ней.

Я удивлен не столько самому заявлению — я видел множество любителей деревьев и даже сам одно время к ним принадлежал, — но тому, кто это говорит. Дитер — почтенный горожанин, и вы не найдете в его теле хрустящей кости.

Но он прав. Швейцарец, независимо от того, насколько он космополитичен и, казалось бы, удален от своей естественной среды обитания, никогда не теряет свою любовь к земле. Даже миллиардеры в Швейцарии в душе считают себя альпинистами.

— Вы не можете понять швейцарцев, не побывав в Альпах, — говорит мне Дитер.

Так что я еду туда.

Сюзан и я приезжаем в типичный альпийский город Церматт. Электронное обращение приветствует вас на японском и четырех других языках.

Маленькие электромобили носятся по всему городу. Обычные автомобили запрещены экологическим регулированием, которое швейцарцы с удовольствием взяли на вооружение для того, чтобы защитить свои любимые Альпы.

Мы садимся на канатную дорогу, которая везет нас на вершину горы, примыкающей к знаменитому Маттерхорну. Сейчас все еще лыжный сезон, и все (кроме нас) одеты в модные лыжные костюмы. В основном это пожилые люди, бодрые и состоятельные.

Самое лучшее, что есть в этой горной местности, как я понимаю, — это свет. Оттенки и интенсивность света постоянно меняются, по мере того как солнце скользит по пикам гор. Итальянский художник девятнадцатого века Сегантини однажды сказал, что люди гор видят солнце как огненный шар, полный силы и энергии, в то время как жители равнин знают только усталое и пьяное солнце.

Наконец мы достигли пика — 12,763 фута. Знак сообщает нам, что это «самая высокая горная вершина Европы, до которой можно добраться по канатной дороге».

Окружающие условия немного сбивают наш приключенческий настрой. Идет небольшой снег. Видно небольшие деревянное распятие, немного странное в светском государстве. Внизу два слова: «Будьте человечнее». Чувство спокойствия захлестывает меня, чувство настолько необычное, что я удивлен ему. Я не признаю его. Но нет никаких сомнений в том, что оно есть. Я спокоен.