Валентин Аккуратов - Истина ложных меридианов

У ручки динамо время от времени менялись живые моторы.

Несмотря на многодневную усталость от неимоверно тяжелого труда по расчистке взлетной дорожки, товарищи, меняя друг друга, безропотно и даже с каким-то самозабвенным упрямством крутили рукоятку.

Наконец, часа через три нас услышал далекий остров Диксон, который своим мощным передатчиком вызвал лагерь и соединил с нами. К микрофону подошел О. Ю. Шмидт. Я доложил ему, что самолет готов к вылету на завтра, и если погода будет солнечной, то старт рассчитываем на 10.00 московского времени.

Внимательно выслушав нас, Отто Юльевич спросил: «А как решили вести навигацию? Расскажите методику».

Я рассказал.

Выход и отход от нашего меридиана с постоянным курсом по солнечному указателю азимута. Сетку меридианов между лагерем Папанина и местом нашей посадки исключаем. Считаем, что полюс не существует, мысленно перенесли его в бесконечность…

- Все понял, - ответил Шмидт. - Вы исключаете сближение меридианов. Теоретические задачи решили блестяще! Но выдержите ли постоянство курса? Желаю удачи и будьте осторожны!

Условившись, что перед вылетом лагерь свяжется с нами и сообщит погоду, мы попрощались.

Одобрение, полученное от Шмидта - большого ученого и отличного математика, который с полуслова понял наше предложение, окрылило нас.

Мы долго не могли заснуть, обсуждая предстоящий полет. Была разработана методика по-лета от взлета до расчетного прибытия в точку лагеря. Мы решили, если в расчетное время лагеря не обнаружим, то еще 30 минут будем летать по развертывающейся коробочке. Это позволит нам ликвидировать возможное уклонение от маршрута. Были распределены секторы наблюдения за поверхностью льдов. И если все же лагерь не найдем, вновь сядем на дрейфующие льды, уточним свои координаты и, связавшись с папанинцами, будем стартовать, но уже с более близкого расстояния до них.

Утро нас встретило мягкой и солнечной погодой. Пока готовили завтрак и свертывали палатки, механики уже прогрели моторы. Десятилитровые примусы, гудя синим пламенем, висели под каждым мотором, накрытым стегаными капотами. Из-под них валил пар, столбом поднимаясь в небо.

Суматоха свертывания лагеря повлияла и на Веселого. Собака радостно крутилась около механиков, громко лая на гудящие примусы, и не обращала никакого внимания на кухню, словно понимая предстоящий вылет.

Пока Мазурук тщательно исследовал взлетную полосу, я связался с лагерем папанинцев. На рации дежурил Эрнст Теодорович Кренкель.

Он порадовал нас хорошей погодой и рассказал, что лагерь готовится к встрече, что стороны горизонта поделены на секторы и за каждым сектором будут наблюдать в бинокли.

Это немного смутило меня: значит, они не уверены в правильности направления нашего полета, но одновременно немного порадовало. Выходило, что паутина меридианов охватила и запутала не только нас, но и их.

- Эрнст, если ты хочешь увидеть нас первым, смотри строго на истинный запад.

- У нас тут кругом юг и нет никакого запада, а вообще не прогляжу, - ответил Кренкель.

Предупредив, что ровно в 10.00 стартуем и что после взлета по установке на курс сразу буду его звать на средних волнах, я закончил связь.

Илье Павловичу Мазуруку доложил о хорошей погоде в лагере и о том, что нас ждут.

Мазурук взял меня под руку, отвел от самолета:

- Взлетаем в точно назначенный срок. Ты все продумал, нет ли каких сомнений?

- Илья Павлович, я готов. А думали мы вместе с тобой и, кажется, ничего не упустили. В лагерь придем вовремя. А как взлетная полоса?

- Немного коротковата и узка, - ответил Мазурук, - но лучшего уже не сделать. Надо уходить не нынче, так завтра. Полосу может сломать.

Потом плотно позавтракали уже в самолете. За едой все молчали.

Лагерь был свернут. Даже Веселый, и тот давно забрался в самолет и, втиснувшись между тюками, молча следил за нами, когда мы проползали мимо него.

Мы заняли места. Примерзшие лыжи самолета, заранее подкопанные, легко стронулись с места и, выделывая замысловатые повороты, наш огромный оранжевый воздушный корабль медленно пополз между торосами на взлетную полосу. Нужно было обладать огромным мастерством, чтобы вести самолет, который не имел тормозов, по узким коридорам ледяного лабиринта торосов, регулируя повороты только моторами. Совсем близко, чуть выше крыльев, стояли ледяные глыбы.

Самолет не должен был останавливаться, иначе лыжи плотно пристали бы к снегу и, чтобы сдвинуться с места, пришлось бы опять подкапывать тоннели под огромной площадью лыж.

Вот, наконец, и старт. Не останавливая машины, Илья Павлович дает полный газ всем четырем моторам.

Совсем рядом, у самых концов крыльев, мелькают ледяные глыбы, а спереди на нас с ужасающей скоростью несется зеленая громада гряды торосов.

Смотрю на секундомер и указатель скорости. Моя штурманская рубка далеко выдается вперед, она вся застеклена и далеко, где-то сзади, надрывно ревут моторы, неистово молотя металлическими винтами по пронизанному солнечным светом воздуху.

Гряда вот уже совсем рядом. Острые, холодные грани льда угрожающе быстро наваливаются на нас.

Оборачиваюсь и вижу лицо Мазурука. Прищуренные, спокойные глаза до предела внимательны. Даже светятся искоркой озорства. И в этот же миг машина неудержимо взмывает вверх, оставляя торосы под собою.

Показываю пилотам большой палец и облегченно вздыхаю.

Командир корабля блестяще справился с задачей взлета со столь сложного «аэродрома» да еще на перегруженной машине.

Теперь очередь за мной. Даю курс захода на пятно нашего лагеря, отчетливо выделяющегося на льду. С заданным углом пересекаем нарисо^ ванный меридиан. Быстро определяю оное от ветра, вношу поправки в курс, засекаю время отхода от нашей льдины. Записав все данные в бортовой журнал, ящерицей проскальзываю среди нагромождений тюков, ящиков и приборов в хвост, где стоят радиопередатчики.

Вызываю лагерь. Он тут же отвечает. Еще бы, ведь теперь у нас заработал мощный передатчик. Сообщения из лагеря не совсем утешительны. Над ним появилась облачность. Пока всего 2-3 балла, на высоте 200 метров. Лагерь весь влез на самолеты и уже следит за горизонтом. На ходу передаю все данные разговора Мазуруку и ползу к себе в штурманскую рубку, чтобы контролировать полет, еще и еще раз определяю элементы полета: рассчитываю путевую скорость, снос и время прибытия к папанинцам.

Опять протискиваюсь в хвост. Сообщаю в лагерь время прибытия, слышу слова одобрения Кренкеля и записываю новые данные о погоде.

Пробираясь по самолету, только сейчас замечаю, что за мной неотрывно следует Веселый; он тыкается мордой в мои ноги и как-то не по-собачьи заглядывает мне в глаза.