Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Азия

В сопровождении полусотни людей, включая носильщиков и эскорт из солдат-гуркхов, Жакемон покинул Шимлу и прибыл в Серан, летнюю резиденцию раджи, где ему был оказан прием, наглядно подтвердивший, насколько умеют англичане заставить себя уважать и повиноваться себе. До такой степени, что этот на три четверти первобытный монарх предоставил в его распоряжение своих вьючных животных, своих людей и свой карман — на случай непредвиденных расходов у путешественника. Как было условлено, он также придал Жакемону в качестве переводчика одного из своих офицеров, и вскоре, перейдя Сатледж (Гифазис), исследователь очутился на северном склоне Гималаев, или, вернее, на отрогах, окаймляющих главную горную цепь [50] Сатледж начинается к северу от водораздельного хребта Заскар. Автор, похоже, имеет в виду не столько переправу через реку, сколько преодоление перевала Шипки; дорога к нему идет ущельем, через которое Сатледж прорывает водораздельный хребет. . Поскольку ему еще следовало подняться более чем на пять тысяч футов, чтобы достичь Тибетского плоскогорья.

Июль давно вступил в свои права, но на подобной высоте воздух остается свежим и холодным. Однако путешественник был счастлив подбодрить свой организм щедрой живительной дозой кислорода, а потому забывает об усталости и о трудностях; он пересекает потоки, долины и ущелья, преодолевает перевалы и берет приступом вершины, нисколько не заботясь о том, что создает для Англии casus belli [51] Повод к войне (лат.). , вместе со своим вооруженным отрядом проникая прямехонько на китайскую территорию, куда его неотразимо влечет таинственное очарование неведомого.

С невероятным мужеством и как бы между прочим, не придавая этому особого значения, Жакемон преодолевает горные хребты высотой пять с половиной тысяч метров, разбивает стоянку на отметке пять тысяч метров. Четырежды он повторяет этот подвиг в местах абсолютно неисследованных и малодоступных. Затем он возвращается в Ладак [52] Ладак — одна из провинций Кашмира; в широком смысле — вся долина Инда и его притоков к северу от Гималаев. Когда-то Ладак был тибетской провинцией, затем управлялся собственными князьями, платившими дань Кашмиру. В 1834 году был завоеван сикхами и вошел в состав Британской Индии. , оставаясь все на той же огромной высоте. Из понятного путешественникам кокетства он принимается писать письма в горной деревушке Гиджурмол, расположенной в пяти километрах над уровнем моря, — самый высокогорный населенный пункт на всем маршруте исследователя.

Между тем путешественнику хватает различных приключений, и он рассказывает об одном из них в письме к брату, написанном на китайской границе. Жакемону не изменяют привычные живость изложения и азарт.

«…Экскурсия, — говорит он, — в ходе которой я должен был четыре раза подниматься на огромную высоту — на семьсот метров выше Монблана [53] Монблан — высочайшая вершина Альп, а вместе с тем — и Европы (4807 м). , — имела целью обнаружить пласты ракушечника, о чем я догадывался и чему действительно нашел подтверждение; она дала мне также изрядное количество новых растений. Но пять дней пути в безлюдной местности, с ночлегами, самый низкий из которых находился на четырнадцати тысячах футах, и еще я волоку запасы продуктов на двенадцать дней… Поскольку я очень сомневался с самого начала, что мне удастся добраться до какого-нибудь китайского городка или деревушки, и, уж во всяком случае, я не рассчитывал запастись там харчами на обратную дорогу… Ведь я совершал поистине враждебный акт по отношению к его величеству, чайному королю Пекина, в мой отряд входило более шестидесяти человек, в том числе шестеро солдат.

Мне очень повезло: я нашел, что охрана китайской границы отнюдь не отличается особой бдительностью; и неожиданное прибытие моего каравана, шедшего плотной колонной, настолько поразило жителей Беара, что они удрали при моем приближении, не оказав ни малейшего противодействия. Я мирно расположился лагерем в избранном месте, а наутро в мою маленькую палатку последовал визит китайского офицера, который нес вахту в сторожевой будке, сложенной из сухого камня, с двумя жалкими солдатиками. Он явился с жалобами; я превратил его в обвиняемого, задал ему множество вопросов, бесцеремонно свел его речь только к ответам на них и отпустил кивком головы вместе с его оруженосцами, когда исчерпал заряд своего красноречия. Я разыграл сцену и подавал команды своим людям угрожающим тоном, чтобы подействовать на “гостей”. Жители Беара не имели понятия о двуствольных ружьях, не говоря уж о зарядах ударного действия.

Эффект от двух пуль, которые я одну за другой влепил в соседнее дерево за несколько мгновений до моей аудиенции китайскому офицеру на глазах у многих его приспешников, произвел на подданных Поднебесной империи [54] Поднебесная империя — пышный эпитет, который китайцы присвоили своему государству и нередко употребляли его в международных договорах вместо официального названия; в Европе XVII — начала XX веков — обычное неофициальное название Китая. магическое действие. Я велел выдать им немного табака, что заставило их сменить страх на благорасположение ко мне.

Странное происшествие намного увеличило их уважение к господину французу. Я падал от усталости и, однако же, должен был трогаться в путь. Я выпил “на посошок”, наполнив водкой свою ложку, чтобы растворить в ней кусочек сахара. Положив сахар, я поджег водку; и, когда он растаял, я, дуя на ложку, проглотил эту капельку пунша. Беарцы, которые никогда не были артиллеристами, подумали, что я выпил огонь, и приняли меня чуть ли не за дьявола.

В этот день я ночевал очень высоко, в шестнадцати тысячах футах над уровнем моря. Я все еще находился на китайской территории, где хотел наутро определить залегание некоторых пород. Ночью какие-то всадники расположились рядом с моим лагерем. Я тотчас догадался об их появлении и о небольшом их количестве. Не получив от них никакой информации, я пошел на разведку утром в сопровождении шести слуг. Тогда татаро-китайская конница пришла в движение, следуя за мною по пятам, но на почтительном расстоянии. Я дал знак одному из всадников приблизиться; и поскольку бедняга даже не слез с лошади, чтобы меня приветствовать, я ухватил его за длинные волосы и сбросил на землю. Вот что значит, мой друг, прожить целый год в Индии. Начинаешь вполне искренне чувствовать себя оскорбленным любым поведением, если оно недостаточно услужливо. Но здесь, конечно, я был не прав, поскольку этот злосчастный беарец не знаком с правилами индийского этикета. Но я увидел только одно: цвет его кожи. И, забыв о различии стран, принял его невежество за вызывающую дерзость: inde irae! [55] Отсюда гнев (лат.). Его товарищи пустились в бегство галопом. Мой бедолага водрузился кое-как на свою лошадку и поспешил за ними».