Жюль Верн - Матиас Шандор. Романы

Карпена был здоровенный детина лет двадцати пяти, невысокого роста, но широкий в плечах, с большой головой и жёсткими курчавыми чёрными волосами. Грубыми чертами лица он походил на бульдога, такое выражение как у человека, так и у собаки равно не вызывает доверия.

Его не любили за нелюдимость, за злобный, мстительный и завистливый нрав. Никто как следует не знал, почему он покинул родину. Дурной славе его немало способствовали частые ссоры с другими рабочими на промыслах. Задев кого-нибудь, он тут же переходил к угрозам, и дело обычно кончалось дракой. Вообще от него старались держаться подальше.

Сам Карпена, напротив, был о себе очень высокого мнения, вот почему он стремился, — с какой целью, будет видно далее, — сблизиться с Феррато. Однако рыбак с самого начала отнёсся к нему с неприязнью. Почему — мы узнаем из последующего разговора, в котором испанец обнаружит свои намерения.

Карпена хотел было пройти прямо в комнату, но рыбак остановил его вопросом:

— Что вам здесь нужно?

— Да вот, шёл мимо, вижу в окне свет, — дай, думаю, зайду.

— Зачем?

— Да просто в гости.

— А мне не нравится, когда вы приходите ко мне в гости, и вы сами это знаете!

— Знаю, но сегодня, я думаю, вы заговорите по-другому.

Андреа не понял и не мог угадать, что значили эти загадочные слова; и всё же он невольно вздрогнул, и это не ускользнуло от Карпены.

Испанец вошёл и плотно притворил дверь.

— Нам надо поговорить.

— Не о чём нам разговаривать!

— Нам надо поговорить, — повторил испанец, понижая голос, — поговорить с глазу на глаз.

— Ну ладно, пройдите сюда, — и рыбак, у которого в этот день были особые причины пускать к себе всех и каждого, провёл его в соседнюю комнату.

Это была спальня рыбака. Лишь тонкая перегородка отделяла её от той комнаты, где притаились беглецы. Окна спальни выходили на улицу, окна второй комнаты — на огород.

— Ну, в чём дело? — спросил рыбак.

— Сосед, я ещё раз прошу вас, будьте мне другом.

— Зачем вам моя дружба?

— Вы же знаете: из-за вашей дочери.

— Хватит об этом!

— Выслушайте меня. Я давно люблю Марию и хочу жениться на ней.

Вот чего добивался Карпена. Он уже несколько месяцев надоедал Марии своими ухаживаниями. Разумеется, его побуждала не столько любовь, сколько корысть. По сравнению с другими рыбаками Феррато жил в достатке, испанцу же, у которого не было ни гроша за душой, он казался богачом. Вполне понятно, что Карпена задумал стать его зятем. Но также понятно, что Андреа и слышать не хотел об этом: испанец ему очень не нравился.

— Карпена, — ответил Феррато холодно, — вы уже говорили с моей дочерью. И она сказала «вам — нет! Вы говорили и со мной, я тоже сказал вам — нет! Сейчас, когда вы опять заговорили об этом, в последний раз говорю вам — нет и нет!

Лицо испанца исказилось от бешенства; он оскалил зубы и с ненавистью взглянул на рыбака. Но в комнате было темно, и Андреа не мог видеть этой злобной гримасы.

— Это ваше последнее слово?

— Да, если вы не придёте опять. Если же вы снова заведёте этот разговор, то получите тот же ответ.

— Я приду опять, потому что я уверен — Мария сама пошлёт меня к вам.

— Кто? Мария? Будто вы не знаете, как она к вам относится!

— А что, если её чувства изменятся после того, как я с ней поговорю?

— Вы?! Поговорите с ней?

— Да, Феррато, мне надо ей кое-что сказать.

— Когда же?

— Сейчас! Сию же минуту! Слышите? Мне необходимо с ней поговорить!

— Вам не о чём разговаривать с ней! Я отказываю вам от её имени!

— Ах, вот как! — крикнул Карпена. — Вы ещё пожалеете об этом!

— Ты мне угрожаешь?

— Да! Берегись, я тебе отомщу!

— Ну, что же, мсти, если можешь и если посмеешь! Я не боюсь твоих угроз, ты сам знаешь. А сейчас убирайся! Не то я вышвырну тебя вон! — крикнул Андреа, выйдя из себя.

На испанца страшно было смотреть. Глаза его налились кровью. Казалось, ещё мгновенье, и он бросится на Андреа. Но он сдержал себя и, с силой толкнув дверь, выбежал в большую комнату, а оттуда на улицу, не сказав больше ни слова.

Дверь соседней комнаты тотчас отворилась, и на пороге показался граф Шандор, не пропустивший ни звука из этого разговора. Он быстро подошёл к Андреа.

— Это он донёс на нас жандармам, — шёпотом сказал граф. — Он нас знает. Он видел, как мы высадились на берег Лемского канала, и, должно быть, следил за нами до самого Ровиня. По-видимому, он пронюхал, что вы спрятали нас у себя. Нам нужно немедленно бежать, иначе мы пропали, и вы с нами!

Андреа промолчал. Ему нечего было ответить графу. Его корсиканская кровь кипела. В эту минуту он забыл даже о беглецах, ради которых шёл на такой риск. Перед его глазами стоял только Карпена.

— Мерзавец! Мерзавец! — пробормотал он сквозь зубы. — Он знает все, мы в его руках. Как я не догадался об этом!

Шандор и Батори с тревогой смотрели на рыбака. Что он скажет? Что он решит? Нельзя терять времени на размышления. Быть может, сейчас испанец уже донёс о них полиции.

— Вот что, граф, — сказал наконец Феррато, — жандармы нагрянут ко мне с минуты на минуту. Да, конечно, негодяй знал или предполагал, что вы скрываетесь у меня. Он приходил сюда заключить сделку! Он хотел получить мою дочь в уплату за молчание. И теперь он погубит вас, чтобы мне отомстить! Если придёт полиция, вам некуда спрятаться, вас сейчас же схватят. Надо немедля бежать!

— Вы правы, Феррато, — сказал граф, — но прежде, чем мы расстанемся, позвольте мне поблагодарить вас за всё, что вы для нас сделали и хотели сделать.

— Что я хотел, то я и сделаю, — решительно сказал Андреа.

— Мы не можем принять вашей помощи, — возразил Батори.

— Да, мы отказываемся, — поддержал его граф. — Вы и без того слишком многим рискуете. Если нас найдут здесь, вас ждёт каторга! Мы не хотим, чтобы горе и разорение постигло вашу семью. Бежим, Иштван, но бежим одни.

Андреа движением руки остановил их.

— Куда вы пойдёте? По всей стране бродят патрули. Полиция и жандармы день и ночь рыщут кругом. На побережье вам не найти безопасного места, чтобы отплыть. К границе вам не пробраться, на всех тропинках дозоры. Без меня вы погибнете!

— Послушайте моего отца, — сказала Мария, — идите за ним. Что бы ни случилось, он выполнит свой долг.

— Правильно, дочка, — ответил Феррато, — ты верно сказала, это мой долг. Луиджи уже ждёт нас у ялика. Ночь очень тёмная. Они и спохватиться не успеют, как мы уже будем в море. Обними меня, Мария, прощай! Скорее за мной!

Но Шандор и Батори не сдавались. Они не могли принять такую жертву. Надо бежать, немедленно бежать, чтобы не подвергать опасности рыбака. Но бежать одним, без Феррато.