Паша Чемодан - Лава Льда

Чемоданы еле закрывались, я начал опасаться перевеса – мы набрали оливкового масла, гору итальянского кофе, пакеты с новой одеждой, коробку с ботинками, оливки, гейзерную кофеварку и прочие прелести.

Мариелла помогла с такси, позвав на помощь свою подружку, суровую и молчаливую женщину таксиста, которая так же как и Мариэлла не боялась мужской работы и уверенно рвалась помогать мне запихивать тяжелые чемоданы в багажник. Ну что делать с этими итальянскими женщинами?

Было раннее утро. Пробки тут редкость. До аэропорта ехали минут 20. По дороге я допил фляжку с ирландским виски, потому что в самолет со своим добром не пускают.

В аэропорту мы попили кофе, я купил себе граппу и мы полетели. Летели моей любимой Люфтганзой с пересадкой в Германии. Торчали несколько часов в терминале в Мюнхене. А в Сицилию мы летели через Штутгард. Алеся облетела уже всю Германию, видела ее с высоты, бродила по терминалам в разных городах, но так ни разу в Германии еще не была. Де-юре была, но по факту не совсем.

В немецком ресторане мы заказали рыбный суп для Алеси, а мне принесли деревяшку, круглый спил от полена, на котором были разложены хлеба, сыры и колбасы. Немецкий я учил в школе, но видно учил плоховатенько, так как совершенно не ожидал, что мне принесут полено с колбасой. И это был тот случай, когда тарелка произвела большее впечатление, чем само блюдо. Спасибо немцам за гостеприимство. И за модную эко тарелку.

Лежаки в терминале напоминали стоматологические кресла, но были весьма удобными для сна и отдыха.

Разместившись удобно в кресле я принялся вызванивать нам автобус идущий из Хельсинки до Питера. Выяснилось, что свободных мест уже нет. Это было неприятной неожиданностью. Пришлось искать другую компанию, подключившись к интернету и плотно сев на телефон. Иначе нам грозило размещение в Хельсинкской гостинице, но машину все таки нашли.

Полеты проходили в штатном режиме, я пил граппу, слушал Челентано (с особенным чувством любимую песню Dolce Rompi 56 ), запивал водку вином, становился буддой, словом все – как всегда, все – как обычно.

Любезный немецкий стюард шутник и полиглот, спрашивал у всех пассажиров кому наливал напитки, из какой они страны, а потом говорил пару фраз или прибаутку на их языке. Узнав, что я из России он спросил с немецким акцентом: “Как дела?”.

Я ответил: “Спасибо, хорошо!”.

Стюард сиял, видимо свою работу он очень любил.

Подлетая к Хельсинки из иллюминатора был виден ночной Таллин.

“Данке шон” 57 – выходим из самолета.

В Хельсинкском аэропорту видел серую мышку, которая бежала сперва в одну сторону, но потом передумала и побежала в другую, мне было ее очень жалко, она была такая маленькая и смешная, но у меня с собой не было ничего съестного под рукой. Да и Алеся не дала бы мне ее покормить, она очень боится подобную живность.

Да, микроавтобус нам нашли, но по нему было видно, что его долго искали и, что это был самый распоследний транспорт извлеченный из резервов и запасов на черный день – там не работало абсолютно все, начиная от отопления, до дверей, которые не хотели ни открываться, ни закрываться. Водитель тоже был весьма специфический.

Всю дорогу до Питера я пытался протрезветь, пил много воды, ел витамин “С”, глотал активированный уголь, каждый час по две таблетки. Готовился сесть за руль в Петербурге и мне нужно было в кротчайшее время вернуться в реальность. Приехали поздно ночью или рано утром, кому, как больше нравится, где-то в 5. Привезли нас прямо к моей машине. Я был серьезным и насупившимся – значит трезвость уже наступила.

Встреча с Чучундриком прошла совсем не так, как рисовалось нашему романтичному воображению. Я вошел в комнату, кошка сразу попыталась спрятаться, но поскольку она была сонная я смог легко ее поймать. За время нашей разлуки Чучундрик поправился и раздобрел. Я видел, что она меня узнала, замурчала даже, но была обижена, отворачивала мордочку в сторону и не хотела сидеть на руках. А еще она была напугана этим моим неожиданным визитом и стремительными действиями.

Затем наша обидчивая толстушка долго не давала себя сажать в переноску, сопротивлялась и упиралась изо всех кошачьих сил. С трудом затолкал ее туда силой и понес к машине. В машине обидки продолжались, кошка повернулась хвостом к Алесе и сидела молча в переноске с грустными глазами.

Кажется она не понимала зачем мы ее сперва предали и отдали в другую семью, а сейчас забираем от новых хозяев к которым она уже успела привыкнуть. Она была растеряна, напугана и обижена.

Когда мы принесли ее домой, первые шаги она делала очень осторожно. С подозрением принюхивалась ко всему и медленно расхаживала по квартире недоверчево.

Но час спустя она пришла в себя, стала запрыгивать на свою когтеточку и глядеть с подоконника в окно – это ее любимое место. А ночью уже играла в свою любимую игру. Чучундрик любит перед сном подкрасться тихонечко, стукнуть лапкой нежно по пятке и убежать. Этот трюк она и проделала. Значит кошка окончательно все вспомнила и освоилась.

Через пару дней она перестала дуться на нас и жизнь вернулась в привычное русло.

В один из последних дней мы посетили ресторанчик в Катании – на берегу моря. Я спросил спагетти, но спагетти у них не было, невысокий сицилиец, пожилой официант принес пасту с морепродуктами. Было что-то особенное в том, чтобы сидеть на улице на берегу моря и есть блюдо с морепродуктами.

В этом ресторане я окончательно понял и почувствовал, что кухня в Италии это национальное достояние, нечто среднее между искусством и религией. Итальянцы к своей кухне относятся с величайшим трепетом и любовью. После нашей трапезы, официант вынес мне на блюдечке попробовать фрагмент какого-то блюда, по ощущениям, это было что-то вроде фаршированного овощами баклажана.

Совершенно бесплатно.

Дал попробовать, потом отошел на метр и замерев стал ждать от меня реакции. Я показал жестами, что это очень вкусно, официант со мной согласился, а затем гордый и довольный ушел на кухню. Профессия повар в Италии, это как композитор, а официант это музыкант, такого я нигде не встречал.

Вернувшись из Италии я с новой силой полюбил макароны.

«Раньше я жил в комнате, полной зеркал

Все, что я мог видеть это себя

Тогда я собрался с духом, и разбил мои зеркала

И теперь весь мир здесь для меня, чтобы увидеть»

Джимми Хендрикс

Солнце осветило черепичные крыши, вспорхнули голуби, в открытое окно подул теплый воздух и наполнил комнату запахом платанов и пиний. В помещении было двое. Его Святейшество папа римский Франциск и фигура в черном скрывающая лицо в тени капюшона.