Мишель Пессель - Заскар.

Мы воссели на почетные места, отведали арак и, не смущаясь, налегли на свежайший зеленый горошек. Арак был превосходен, и мы отдали напитку должное. Мы прошли по горам тридцать километров, а оставалось всего только пять или шесть. Но у нас не было сосуда, чтобы унести купленный арак. Женщина тоже не смогла выручить нас — пустой посуды не было. Напрашивалось единственное решение — выпить все на месте… Дом мы покинули в приподнятом настроении.

По пути миновали второе большое здание, наверняка когда-то укрепленный передовой пост у притока Заскара, чьи синие воды неслись навстречу мутным водам второстепенного притока, текущего со стороны Кургиякха. Его-то мы и перешли по нашему первому мосту «для лошадей» элегантной конструкции с настилом и балюстрадой.

На другом берегу началось долгое и трудное восхождение по нависшей над пропастью тропинке. Пары арака быстро рассеивались. Неожиданное происшествие на время отвлекло нас. Нам навстречу шел в стельку пьяный крепыш лет тридцати. Его ноги подкашивались, он шатался на каждом шагу, останавливался на краю пропасти лицом к ней, чудом отступал назад на пятках, и все начиналось снова. Он замер перед нами, чтобы поболтать, произнес несколько фраз и тут же потерял нить разговора, пожелал нам доброго пути и продолжил свой неверный путь к неминуемой смерти.

— Нам следовало остановить его, — сказал я Нордрупу. — Он ведь свалится в реку и…

— Знаю, — спокойно ответил Нордруп. — Но что мы можем сделать? Не будем же мы его нести на руках!

Я подумал, что в Гималаях ходить в состоянии крайнего опьянения столь же опасно, как и править автомобилем «под парами» в Европе. Полный сострадания к набравшемуся весельчаку, я помолился за него провидению.

Стояла почти непроницаемая тьма, когда мы подошли к хутору из трех больших домов, где условились встретиться с Лобсангом. Раздался лай крупных псов. Это был пастуший хутор, расположенный на очень пологом склоне, усеянном яркими цветами и низкорослым кустарником. Для этого края пастбище было отличным.

Владелец «нашего» дома был высокий молодой человек с тонкими чертами лица. Он представил нам свою жену, женщину редкостной красоты. Три их ребенка, облаченные в одежды из мохнатых бараньих шкур, не желали прерывать своих игр и отправляться спать. Мать наконец уложила их на ковер рядом с очагом, где лениво горел кизяк. Лобсанг расстелил свой спальный мешок в углу той же комнаты. Я проглотил горсть риса и заснул мертвым сном.

На заре уже был на ногах. Умывшись в оросительном канале, я помог своим спутникам навьючить лошадей. Делал все автоматически, ибо настолько свыкся с новой жизнью, что напрочь забыл о своем европейском житье-бытье. Конец путешествия перестал меня беспокоить; у каждого дня были свои проблемы.

Мы вступили в долину Кургиякх, которая входила в провинцию Лунак. Управляло ею семейство Тетха, обладатель «Заскарских хроник». Эта долина длиной семьдесят километров вела к высотам перевала Шинго-Ла.

Через два часа мы добрались до первых ячменных полей деревни Тетха, где сорок домов образуют три хутора. Крупное здание на отшибе, окруженное скрюченными ивами, было резиденцией лумпо, местного аристократа.

Дома, построенные в основном из камня, были меньше и ниже домов других районов Заскара. Они казались более примитивными, но я не мог понять, откуда у меня возникает такое ощущение. Поговорив с несколькими жителями деревни, мы по тропе вернулись к реке и перешли на левый берег. Мрачная аридная долина постепенно расширялась. Мы находились на высоте четырех тысяч трехсот метров, на границе человеческих поселений. Деревни Тетха и Транзе, где мы останавливались, чтобы отдохнуть, относятся к одним из самых высокогорных поселений в мире. Пока Нордруп с Лобсангом пасли лошадей и пытались разжечь костер из кизяка, я осмотрел дома Транзе, разбросанные по дну долины у подножия беленного известью монастыря.

Вскоре стало ясно, почему дома так низки: они были наполовину закопаны в землю! Только забравшись под землю, люди могли жить в относительном тепле на высоте четырех тысяч трехсот метров над уровнем моря.

Избежав шумных атак громадных псов, я разыскал привратника монастыря. Крохотный человечек в лохмотьях, хромая, привел меня к алтарю, где находилась самая большая масляная лампа из виденных мной. Диаметром в полметра, она имела высоту один метр двадцать сантиметров. Эта чудовищная по размерам лампа из чеканной меди принесла монастырю широкую известность.

Когда спускались в долину, небо снова заволокли тяжелые тучи. Мы вступали в продуваемый ветрами безлюдный край на границе безмолвных ледников. На этой высоте деревья не растут даже при искусственном орошении. Здесь не произрастает ничего, кроме ячменя, но и ему для развития едва хватает ультрафиолетового излучения. Урожай следует собирать, пока не начнутся первые снегопады сентября, то есть до созревания зерен. Сейчас стояла середина июля, а мне казалось, что лето уже на исходе. Здесь, по словам Нордрупа и Лобсанга, заморозки бывают в течение всего года. Для них, заскарцев, обитатели Лунака были примитивными горцами, предметом шуток остальных заскарцев, которые сравнивали этих наивных простаков с хитрецами из Падама или утонченными жителями центральных теплых провинций. Разве мы можем понять в Европе, что в Заскаре живет общество столь же сложное, как и наше, со своей аристократией, со своей элитой, своими центрами обучения, своими элегантными деревнями и неблагоприятными для жизни районами вроде долины Кургиякх, где обитает самая высокогорная в Азии сельская община?

Пока мы направлялись к еще одной деревне, Ралта, Лобсанг сообщил, что в русле реки, которую мы переходили вброд, имеется месторождение медной руды. Из-за религиозных верований добыча полезных ископаемых из недр земли считалась у буддистов святотатством. В Заскаре текут золотоносные реки, но местное население никогда не занималось эксплуатацией этих богатств. Обработка металла считается грехом, и ею занимаются только гара (местные кузнецы), к которым относятся как к гражданам второго сорта. Им разрешают за относительно низкий налог, выплачиваемый местным властям, добывать золото. Заскарцам и остальным гималайским буддистам чужда кастовая система. Однако мусульмане-дровосеки и кузнецы приравниваются к чужестранцам, как, впрочем, и музыканты. У них ограниченные права, а их дети могут вступать в брак лишь в рамках своей социальной группы.

У самой деревни Ралта, недалеко от брода через медноносную реку, мы наткнулись на странную круглую постройку, похожую на усеченную башню.

— Это волчья ловушка, — разъяснил Лобсанг, показывая на внутреннюю стену, которая расширялась книзу, и на земляную насыпь снаружи, — Зимой, — продолжал Лобсанг, — на дно бросают тушу козы или лошади; запах привлекает волков, они взбегают по насыпи, прыгают вниз, а выбраться оттуда уже не могут из-за наклонной стены. Волки ходят стаями, и в ловушку попадают сразу несколько зверей. Их вой привлекает внимание жителей деревни, и те их приканчивают камнями.