Мишель Пессель - Заскар.

Первая ночь в палатке после месяцев теплой постели в нормальном доме всегда является тяжелым испытанием. Наутро я был в пакостном настроении. Грузовик выглядел тем, чем он был на самом деле — развалиной. Над Нуном и Кунги-Ла занималась феерическая заря. Как долго мы проторчим здесь? Никому не хотелось тащить мой багаж на своем загривке. В этой части света о носильщиках и слыхом не слыхивали — местные жители справедливо считают, что грузы должны таскать животные.

Я был на ногах с шести часов утра, а в одиннадцать раздался рев мотора. Вскоре показался какой-то грузовик. Он был нагружен куда больше нашей машины. Водитель собирался добраться до Рингдома по недостроенной дороге — он вез продукты и горючее в лагерь дорожников. Небольшое красноречивое вступление и пригоршня рупий послужили пропуском на борт грузовика мне, Нордрупу и двум моим спутникам. Усевшись на свой багаж, который громоздился на неустойчивой пирамиде из ящиков и бочек, мы тронулись дальше, откатив на обочину дороги развалину, доставившую нас сюда.

Этот отрезок пути я не могу вспоминать без содрогания. Водитель с блеском демонстрировал свою склонность к самоубийству. Он буквально царапал скалы, невозмутимо подводил колеса к самому краю пропасти. Я восхищался его ловкостью, но отчаянно желал остаться в живых. Изредка отваживался бросить взгляд на дно долины, откуда доносился рев горных потоков. У подножия Нуна мы оказались на уровне огромного ледника, питавшего грохочущую речку, вдоль которой полз грузовик. В какой-то момент машина пропустила небольшой караван, во главе его шел красивый мужчина лет тридцати. Он перекинулся несколькими словами с Нордрупом, и мы снова тронулись в путь.

— Это был Нюима Норбу, сын гьялпо Зангла, — сообщил мне Нордруп.

Сын князя Зангла! Я едва успел обернуться и увидеть, как он исчез за скалами.

Мы продолжали двигаться по дну пустынной долины, загроможденной небольшими моренами. Я видел множество высоченных вершин, только в Гималаях можно встретить такие скопления самостоятельных пиков. Десять или пятнадцать вершин на пятидесяти километрах пути!

Вымотанные до предела, покрытые пылью, продрогшие до костей, пережив множество опасностей и чудом избежав аварии, мы выкатились на сухое, забитое камнями речное русло, а вскоре добрались до высокогорной болотистой равнины, сложенной аллювиальными наносами. Со всех сторон нас окружали заснеженные вершины. В центре обширной равнины, похожей на дно древнего озера, торчал одинокий холм, увенчанный красными массивными строениями монастыря Рингдом. Он походил на сооруженный богами маяк. А рядом виднелась деревенька из полудюжины больших прямоугольных домов землистого цвета. Над их плоскими крышами развевались белые молитвенные флажки.

Услышав шум машины, нам навстречу высыпала ватага детишек. Испуганные яки натянули веревки, привязанные к деревянным кольцам, пропущенным в их ноздри. Среди женщин, облаченных в великолепные грубошерстные платья красного цвета и носивших на голове удивительные шапки из меха, украшенного бирюзой, бродили монахи в красном одеянии.

Я сразу почувствовал, что прибыл на место! Грузовик миновал деревеньку, обогнул монастырь и, проехав еще два или три километра, остановился рядом с кумирней. Здесь заканчивалась дорога, отсюда начинался многотрудный путь — меня ждали пот и радости долгого пешего маршрута.

Когда я проснулся на следующее утро, палатку покрывала тонкая корочка льда, а ведь по календарю наступило 26 июля. Солнце еще не взошло. Было холодно. До боли в ушах вслушивался в абсолютное безмолвие, повисшее над безграничными просторами. Золотые лучи зажигали белые вершины одну за другой, создавая разительный контраст с еще погруженным во мрак дном долины. Прямо передо мной находилась крохотная кумирня, около которой я поставил свою палатку. Вдали позвякивал колокольчик, привязанный к шее пони. Он пасся у болота, где в стоячей воде, похожей на полированное стальное зеркало, отражались пылающие вершины. Один луч проскользнул в промежуток между двумя пиками и высветил величественную красную громаду монастыря Рингдом на вершине холма. Время от времени тишину нарушал далекий рев яка или лай сторожевого пса. Долина пробуждалась к жизни.

Долина Рингдома представляла собой почти безлюдный край, отделявший Заскар от долины Суру. Судя по холоду, который царил здесь в июле, зимы, вероятно, должны были длиться по одиннадцать месяцев.

Когда наконец солнце добралось до моей палатки и растопило лед, из кумирни вышли люди, в том числе и Нордруп с неизменно широкой улыбкой на лице. Он сказал, что отправляется за лошадьми, которые пасутся в горах. Выход был назначен на следующее утро. Эта отсрочка меня вполне устраивала, так как давала немного времени для акклиматизации. Мы поднялись на высоту четырех тысяч метров над уровнем моря, но я знал, что перевалы лежат еще выше и моему организму предстоят серьезные испытания.

В Рингдоме атмосферное давление было вдвое ниже, чем на уровне моря, а воздух беден кислородом. Чтобы компенсировать нехватку кислорода, приходится дышать вдвое чаще, до тех пор пока организм не увеличит количество красных телец в крови. Эти дополнительные тельца позволяют повысить насыщение крови кислородом при каждом вдохе. Человеку требуется примерно месяц, чтобы произвести необходимое пополнение эритроцитов, а до тех пор он страдает одышкой и сердцебиением. Тяжелые физические нагрузки, в частности пешие переходы в горах, очень изнуряют организм и могут даже привести к трагическому исходу. У многих нехватка кислорода вызывает головную боль и звон в ушах, лишь некоторые люди ощущают в горах легкость, схожую с состоянием опьянения. Я чувствовал именно такую легкость — чистый горный воздух создавал некоторую духовную невесомость, а может быть, эйфорическое состояние усиливалось от сознания, что наконец я добрался до края мира, чему посвятил большую часть жизни. Это путешествие естественно вписывалось в предыдущие походы, и я невольно спрашивал себя: а не прожил ли я всю сознательную жизнь в Гималаях?

Обычно горы подавляют. Они закрывают солнце и приближают горизонт. Верхогорье Гималаев — счастливое исключение из общего правила. Воздух здесь так сух и прозрачен, что горы видны за сто пятьдесят километров. Земля шарообразна, и далекие вершины почти скрываются за горизонтом, но самые пики их видны. И создается впечатление, что окружающий мир уходит под землю, а ты стоишь на крыше мира и видишь вокруг себя проваливающиеся в бездну пики. На высоте Рингдома высочайшие пики казались ниже меня, думаю, что этот горный пейзаж не имел себе равных в мире по грандиозности простора.