Митчелл Зукофф - Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии

Остальные воспоминания приемного сына о Боттомсе отрывочны. Что-то сохранилось в его памяти с юных лет, а о чем-то рассказывала мать. Эд помнил, как отчим учил его плавать на побережье океана в Глостере, штат Массачусетс, или то, как посадил его себе на плечи и отправился за мороженым. Как они бежали вдвоем от грозы и маленький Эдвард потерял свою матросскую шапочку. А вот они вдвоем разворачивают рождественский сюрприз – лыжи. Мальчик знал, что на самом деле это подарок не от Санта-Клауса, а от другого человека с всклокоченной бородой.

Бенджамин и его пасынок не были родными по крови, но даже по прошествии многих лет Эдвард хорошо помнит отчима: круглое лицо, чуть редеющие волосы. Он не может забыть как мать, миловидная Ольга с черной, как смоль, шевелюрой, отказывалась верить, что ее муж погиб.

– Она до последнего надеялась, что он выжил. Все повторяла: «Может, его спасли эскимосы». Ольга Боттомс «сдалась» только после того, как пришел офицер Береговой охраны и уверил ее, что другие пилоты видели разбившийся «Грумман дак» и тела членов экипажа.

Свидетельство о телах было выдуманным, но оно произвело должный эффект: навязчивая идея, что Бен жив, перестала терзать его вдову.

– Я был маленьким и фантазировал о том, что поеду в Гренландию и найду его останки, – говорил мне Эдвард. Сейчас он – солидный и уважаемый пенсионер, бывший менеджер строительной компании. В юности он подумывал пойти в академию Береговой охраны. Но потом планы изменились. Мать снова вышла замуж, на этот раз за морского офицера. Ричардсон считает, что она сделала это прежде всего ради сына – чтобы он рос в полноценной семье, где есть отец, мужчина, образец для подражания.

Эдвард полагал, что если его отчима отыщут, то стоит похоронить его на Арлингтонском национальном кладбище. Или, может, лучше Бенджамину Боттомс покоиться в Джорджии, где он родился? Так или иначе, вернуть тело на родину необходимо.

– Очень хорошо, что его будут искать, – признался мне приемный сын Бена. – Жаль только, что мать не дожила. Она всю жизнь продолжала его любить.

И еще одно воспоминание: в юности Эдвард учился играть на трубе, но никогда не исполнял «Taps» [85].

– Однажды, когда я сыграл эту мелодию матери, она горько разрыдалась, так что я не решился когда-либо повторить это исполнение. Я знал, почему она тогда плакала.

Джерри Ховарт родился в той же самой бревенчатой хижине в Уосоки, штат Висконсин, что и его дядя Лорен (Лолли) Ховарт. К моменту крушения биплана мальчику не было еще и двух лет. Так что дядю он знал только по рассказам своего отца, младшего брата радиста «В-17» «PN9E».

– Это был деревенский паренек, – говорил Джерри. – Он, как и все остальные, работал на семейной ферме. Жили тем, что сами выращивали. Денег было мало. Мужчины охотились, в основном на оленей, но иногда и на уток. Все говорили, что Лорен был очень-очень тихим.

С гордостью Джерри заявляет, что Лорен первым из всего семейства получил высшее образование.

– Он работал в ресторанах, мыл посуду, чтобы добиться своей цели.

Джерри, ближайший родственник Лорена, предоставил сотруднику Береговой охраны Джону Лонгу наручные часы, принадлежавшие одному из братьев Ховарта. С них были взяты частицы ДНК для опознания.

– Жаль, что отца и других его братьев уже нет в живых. И все равно здорово, что тело Лорена доставят домой.

«Летописцем» этой семьи стал муж двоюродной сестры Джерри, которого зовут Марк Сторч. У него хранится медаль «Легион почета», которую передала Марку незадолго до своей смерти вдова Лолли, Ирен.

– Впервые показывая мне эту медаль, она улыбнулась, вздохнула и сказала: «Такой был милый мальчик», – вспоминал Марк.

Это естественно – для нее он навсегда остался юным. Она запомнила Лолли двадцатилетним, в то время как сама дожила до ста одного года.

– Очень важно, чтобы Лолли вернулся на родину и нашел последнее пристанище рядом с другими членами семьи, – уверен Сторч. – Конечно, это лишь формальное воссоединение с родными. И все же будет хорошо, если те, кто помнят его, смогут приходить к месту захоронения. Да и обществу нужно знать и помнить о его подвиге – он пожертвовал жизнью, пытаясь спасти своих товарищей.

Декабрь пришел на смену ноябрю. Дни стали короче, ночи холоднее. Летчиков, ютившихся в хвостовой части разбившегося бомбардировщика, почти покинула надежда на то, что удастся выжить. К шестерым бедствующим на леднике членам экипажа «PN9E» присоединился спасатель Дон Тетли. Все понимали, что после того, как погиб Макс Деморест и разбился Джон Притчард, шансов на спасение практически не осталось.

В первую неделю декабря они совсем приуныли. Налетели ураганные ветра, каждый день мела метель, так что практически невозможно было выйти из самолета. Продукты кончались, а спасатели были не в состоянии долететь до них, чтобы хотя бы сбросить новые запасы.

Напомним, что в ледяной ловушке, кроме Тетли, оставались командир бомбардировщика Арманд Монтеверде, второй пилот Гарри Спенсер, штурман Уильям (Билл) O’Хара, бортинженер Пол Спина, пассажир Кларенс Уидел и добровольно вызвавшийся помогать в поисковой операции Альфред «Клинт» Бест.

Со временем Монтеверде, бывший в этой команде за старшего, понял, что в таких обстоятельствах нужно как можно реже отдавать приказы, делая это только в случае крайней необходимости, и почаще прислушиваться к советам товарищей. Спина считал, что «лейтенант Монти» – настоящий герой. Именно ему удалось поддерживать боевой дух и сплоченность команды, невзирая на все тяготы и лишения.

При этом Гарри Спенсер, самый молодой из всех, тоже обладал задатками лидера. Несмотря на историю с падением в расселину, у него осталось больше сил, чем у товарищей по несчастью. К тому же он был общительным и очень располагавшим к себе человеком. Он тонко чувствовал, кому из членов экипажа нужны внимание, поддержка, а иногда и дополнительная порция пайка, помогающая бороться с унынием.

Что до O’Хары, то все поражались его стоицизму. Он героически переносил боли от обморожения, хотя ситуация ухудшалась: ступни его совсем онемели, потеряли всякую чувствительность, а чернота поднималась все выше вверх по ногам.

Пол Спина, в свою очередь, не терял чувства юмора, и продолжал подшучивать над товарищами и над ситуацией, хотя сам страдал от травм и последствий обморожения. Даже когда он подвывал от боли, крутившей руки и ноги, он делал это подчеркнуто театрально и с комическим выражением лица. Возможно, он легче, чем многие другие переносил трудности и тесноту их убогого укрытия, потому что вырос в бедности. Спина был третьим из семи детей итальянского эмигранта. Отец работал на фабрике, а мать была скромной домохозяйкой.