Жорж Блон - Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан (сборник)

В полночь шлюпка отходит от «Консепсьона» и на веслах идет к «Сан-Антонио». Мескита, капитан корабля, абсолютно предан Магеллану. Через три минуты он уже крепко связан и лежит на своей койке. Прибегает боцман, узнает Кесаду, капитана «Консепсьона»:

– Что вы здесь делаете?

Вместо ответа – удары кинжалом. Всех португальцев, находившихся на борту «Сан-Антонио», заковали в железа и загнали в трюм. Заговорщики рассуждали следующим образом: «Из пяти кораблей флотилии три верны Магеллану. Один мы захватили, теперь соотношение сил в нашу пользу. Мы можем диктовать нашу волю адмиралу». Все происходит в ночной тиши. Магеллан ничего не подозревает, поскольку остается на своем судне «Тринидад».

Утром командир шлюпки, пришедшей с «Консепсьона», вручает ему письмо. Странное послание. Картахена, Мендоса, Кесада, Кока в почтительном тоне объясняют ему, что были вынуждены прибегнуть к силе, потому что Магеллан относится к ним с унизительным высокомерием и не дает никаких объяснений. Если он согласится побеседовать с ними, они продолжат служить ему – честно и с должным уважением. Побеседовать! Эти люди просто не представляли, какой железной волей обладал Магеллан.

– Задержите шлюпку с «Консепсьона», – приказывает адмирал.

Он вызывает альгвасила (пристава) и отдает ему распоряжения. В полдень шлюпка с адмиральского корабля направляется к «Виктории», а не к «Консепсьону». Причаливает к судну. Альгвасил вручает Мендосе послание адмирала.

Это приглашение на борт «Тринидада» для беседы, но он должен прибыть один. Мендоса усмехается. Хитрость, считает он, и весьма грубая. Он поднимает глаза на альгвасила, встречает его взгляд и перестает улыбаться. Мендоса падает замертво – в горло ему вонзился кинжал. В то же мгновение на «Викторию» высаживается десант из двадцати моряков, приплывших с «Тринидада». Они захватывают «Викторию» и подчиняют себе экипаж. У Магеллана опять три корабля («Тринидад», «Сантьяго», «Виктория») против двух. Ответ его был молниеносным. В тот же день команды «Консепсьона» и «Сан-Антонио» сдаются. Мятеж подавлен.

Через несколько дней на пустынном, унылом берегу, обдуваемом ледяным ветром южной зимы, стоят два человека и смотрят вслед уплывающей флотилии. Так был наказан Картахена, глава заговора, и священник, поддержавший его. Что касается Кесады, который первым пролил кровь, его обезглавили, а тело и голову по отдельности сбросили в море.

Движение вдоль побережья на юг продолжилось. Обследовалась каждая бухта, огибался каждый мыс. После своего рода зимовки в ледяном безлюдье «Сантьяго» был послан на разведку и потерпел крушение, – к счастью, команда уцелела. В августе холода отступили. Появились дикари, некоторых из них подняли на борт. Рослые люди с большими ступнями кутались в шкуры. Испанцы назвали их патагонцами, то есть «большеногими». Магеллан хотел наладить с ними добрые отношения, но у него был приказ: привезти в Европу туземцев, потому что дикарей показывал еще Колумб. Все они умерли в неволе из-за тоски по родине и отсутствия привычной пищи.

21 октября 1520 года дозорные сообщили, что берега в который раз расступаются. Никто из членов экспедиции, за исключением Магеллана, уже не верил в чудо.

– Опять река.

– Это фьорд.

Не считаясь с общим мнением, Магеллан послал «Сан-Антонио» и «Консепсьон» на разведку. Они вошли в пролив. Магеллан ждал их четверо суток. В это время разразилась буря. Все считали, что корабли погибли. Как еще раньше погиб «Сантьяго». Магеллан не произнес ни слова. У него над переносицей залегли две глубокие складки. На пятые сутки от отвесных берегов так называемого фьорда отразился грохот пушечных залпов. Чуть позже появились оба судна. На них развевались все флаги. Капитаны явились для доклада:

– Это явно не фьорд, потому что нам не удалось измерить глубину дна. Берега не сближаются. Напротив, канал расширяется. Вода глубокая и по-прежнему соленая.

– Вперед! – приказал Магеллан.

1 ноября 1520 года все четыре корабля флотилии один за другим вошли в проход, который Магеллан назвал проливом Всех Святых. Но сегодня пролив носит его имя. Если бросить взгляд на карту, можно видеть, что это не совсем пролив, а скорее коридор, даже лабиринт длиной в 600 километров, который постоянно разделяется, разветвляется. Флотилия двигалась меж гор, покрытых ледниками, отливающих металлом скал, пустынных плато, кое-где виднелись редкие, сумрачные, почти фиолетовые леса. Ночью повсюду зажигались огоньки, но днем туземцев увидеть не удавалось. Когда моряки приставали к берегу, то находили только человеческие захоронения да останки акул. Ночью огни вновь зажигались. Магеллан назвал эти загадочные берега Огненной Землей.

На каждом разветвлении канала приходилось останавливаться. Корабли поочередно уходили на разведку. В середине ноября перед ними оказались два равноценных канала. «Консепсьон» и «Сан-Антонио» двинулись по тому, который тянулся к югу, «Тринидад» и «Виктория» пошли на северо-запад. Вскоре к ним присоединился «Консепсьон». «Сан-Антонио» исчез. Затонул? Космограф Андрес де Сан-Мартин с понимающим видом молчал.

– Вам что-нибудь известно? – спросил у него Магеллан.

– Да, ваша милость.

– Кто сообщил вам о случившемся?

– Я просто составил гороскоп.

– И где корабль?

– Капитан Мескита заключен под стражу. Штурман Гомес с командой ушел в Испанию.

Никто не знает, поверил ли Магеллан гороскопу. Однако космограф сказал чистую правду. Гомес пытался оболгать Магеллана. Мескиту, который защищал адмирала, он держал под стражей, не решившись казнить. Не зная, кому верить, испанское правосудие заключило в тюрьму обоих до возвращения Магеллана.

Оставшиеся три корабля флотилии продолжали двигаться на запад. Уже прошел месяц с того дня, как они вошли в лабиринт. Постепенно скалы сменились равнинами. 28 ноября 1520 года канал расширился – и продолжал расширяться. Берега справа и слева уходили все дальше. И перед моряками Магеллана открылось зрелище, в которое большинство из них уже не верило: открытое море, бесконечно далекая линия горизонта.

Стоявший на мостике человек с железной волей молчал, словно не замечая, что все моряки повернулись к нему. Пигафетта писал в своей тетради: «Глаза адмирала наполнились слезами. Они катились по его щекам и терялись в бороде».

Еще мгновение, и Магеллан двинется по новому океану, не имея представления о его безбрежности. Он назвал его Тихим морем, не догадываясь о том, что найдет здесь свою смерть.

После викингов, после португальцев, спустившихся к югу вдоль африканского побережья, после Колумба и Магеллана пересечение Атлантики перестало быть опасным приключением. Можно даже сказать, что водное пространство было завоевано, исследовано, по крайней мере если говорить о его поверхности.