Дэвид Эттенборо - Под тропиком Козерога

Внешность у Чарли была весьма колоритная. На голове шляпа, похожая на парик из жесткой травы, туго перевязанной веревочками из сплетенных волос. Бедра, плечи и грудь украшали глубокие шрамы и длинные рубцы от порезов. Кроме набедренной повязки, никакой другой одежды он не признавал. Чарли, как и другие жители пустыни, привык ценить каждую каплю воды на вес золота, поэтому мытье представлялось ему кощунством.

Мы попросили его рассказать, как люди его племени жили в пустыне в те времена, когда «вся земля принадлежала вальбири», Чарли согласился.

К сожалению, я плохо понимал, что он говорит; его пиджин был хуже, чем у молодых, и зачастую мы тупо шли за ним, толком не зная, что именно он хочет показать.

Направляясь в буш, он брал с собой два-три бумеранга и воммару. Функционально она не отличалась от той, что мы видели в Манингриде: надетая на тупой конец копья, она как бы удлиняла руку охотника, увеличивая силу броска. Но форму имела другую — манингридские воммары представляли собой простые бруски с прорезью для копья, а здешние имели вид вытянутых элегантных сосудов полуметровой длины, пригодных также для ношения мелких вещей.

Бумеранги мы видели впервые; в Арнемленде их не делают, поскольку в густом буше севера они непригодны. У Чарли были не совсем обычные бумеранги — они не возвращались после броска; кстати, классические модели изготавливают только племена, живущие на восточном и западном побережье Австралии, причем ими редко пользовались для охоты — разве что запускали над стаей уток, чтобы те в испуге бросились в сеть. Как правило, они служили лишь для забавы. У Чарли бумеранг был оружием. Он представлял собой длинный тяжелый брусок, вырезанный из древесины твердой породы, с изгибом на конце. Воин-вальбири бросает его в животное или во врага. Его бумеранг не должен возвращаться, его назначение — ранить или убивать.

Следует отметить, что Чарли называл эти предметы «бумерангами» и «воммарами» только для нас, на языке вальбири они звучат иначе. Слова, которыми белые обозначают сегодня обряды аборигенов и предметы их быта, пришли с юга материка. Европейские колонисты, осевшие в Ботани-Бее и по соседству, услышали их от тамошних племен. Слова сохранились как единственная память о людях, создавших их. Сами же люди исчезли с лица земли…

Чарли повел нас к холмистой гряде. Подойдя к лежащим глыбам, он жестами и мимикой стал показывать, что они имеют особую ценность. На наш же взгляд, камни ничем не отличались от тысяч остальных, разбросанных по всей пустыне. Подняв булыжник, Чарли тремя ловкими ударами отколол от глыбы несколько кусочков и поднес их к моему носу. Сразу стало ясно, что осколок — почти готовый нож. Чарли объяснил, что это еще не все. Велев нам следовать за ним, он решительным шагом двинулся вдоль ограды пастбища, мимо второй артезианской скважины, в лощину, Там он собрал кучку сухой травы и палкой измельчил ее в порошок, который аккуратно ссыпал на кусочек коры.

Неподалеку валялось сухое, растрескавшееся бревно. Сунув в трещину острый конец воммары, Чарли начал с силой тереть им о бревно. Из трещины закурился дымок, ее край чуть обуглился. Чарли быстро стряхнул угольки на солому, с силой подул, и солома загорелась. Вся процедура заняла меньше двух минут. Набросав щепок, Чарли разжег настоящий костер и кинул в пламя булыжник.

Когда камень раскалился, он, жмурясь от жара, выкатил его и, подцепив двумя палочками, бросил на растертую в порошок траву. Раздалось шипение, вся масса задымилась, и порошок, состоявший из мелких, затвердевших на стебельках бусинок смолы, расплавился, превратившись в пластичное месиво. Чарли собрал похожую на замазку массу и, перекидывая ее с руки на руку, плотно облепил отбитый от глыбы осколок. Потом он снова поднес его к огню и, когда масса опять стала мягкой и податливой, придал изделию окончательную форму. На наших глазах из камня и травы получился превосходный острый нож; им вполне можно было проколоть шкуру животного… или нанести смертельную рану врагу.

В другой раз, когда мы отправились в пустыню, Чарли, как нам показалось вначале, просто бесцельно бродил. Но вдруг он замедлил шаг и начал что-то разглядывать в сухой траве. Оказалось, он искал муравьев. На тельце у них виднелись крохотные желтоватые пятнышки. Они-то, объяснил нам Чарли, отличают их от прочих муравьев. Насекомые суетливо бегали по извилистой дорожке. Двигаясь за ними, мы вскоре дошли до входа в муравьиную нору.

Орудуя бумерангом, Чарли начал рыть в красной земле яму и на глубине около метра добрался до огромного муравейника. Нагнувшись, он осторожно вытащил из гнезда пригоршню каких-то полупрозрачных предметов янтарного цвета, формой и размером похожих на игрушечные стеклянные шарики. Один из них Чарли протянул мне. «Шарик» оказался живой: это был муравей с шестью тоненькими лапками, торчащими из круглого раздутого брюшка. Зажав головку муравья пальцами, Чарли запустил его в рот и жестом призвал меня сделать то же самое. Раскусив мягкое тельце, я почувствовал вкус теплого меда и расплылся в улыбке. Чарли облизнул губы, причмокнул и громко рассмеялся.

Это были муравьи-медосборщики. Во время короткого сезона дождей они собирают проступающую на пустынных растениях медвяную росу, но в отличие от пчел не откладывают ее в соты, а откармливают новорожденных муравьев, набивая им брюхо так, что те уже не могут двигаться. В виде «живых консервов» они сидят безвылазно на дне подземной галереи; в сухой сезон, когда есть становится нечего, рабочие муравьи требуют этот мед обратно.

Так понемногу Чарли знакомил нас с приемами выживания в пустыне. Но всего он показать не мог: часть работ выполняли только женщины; взяться за них было бы совершенно недостойно мужчины. Прекрасно понимая это, мы попросили Чарли отвести нас туда, где женщины собирали коренья и семена. Это оказалось нелегким делом. В Манингриде невидимые границы разделяли географические зоны, принадлежавшие разным племенам. Здесь границы проходили между ареалами мужчин и женщин. Обширная территория, прилегавшая к лагерю, целиком принадлежала женщинам. Любой зашедший на нее мужчина будет заподозрен в дурных намерениях, и ему не миновать схватки с чьим-нибудь разгневанным мужем.

После некоторых раздумий Чарли решил, что, если отправиться туда всем вместе, да еще в сопровождении одной из его трех жен и юной дочери, все должно сойти гладко. Так мы и поступили. Однако, когда мы подъехали к месту, Чарли передумал и счел за благо остаться в машине; нам он позволил отойти от нее на несколько метров.

Женщины длинными, заостренными с обоих концов палками копали землю у подножия низкой акации. Вскоре они вырыли несколько кореньев и разломили их. Внутри извивались жирные белые личинки жука-древоточца, которых женщины тут же с аппетитом съели.