Жюль Верн - История великих путешествий. Том 1. Открытие Земли

Некоторые испанцы, видевшие индейский город Маноа, утверждали, что это будто бы и есть Эльдорадо. Рэйли сообщает с их слов, что славный город превосходит своей величиной и богатством все города мира и все, что конкистадорам доводилось до сих пор видеть в Америке. Полагая, что он уже находится на подступах к Эльдорадо, англичанин восторженно описывает местность у берегов Ориноко. «Там не бывает зимы, — говорит он, — почва здоровая и плодородная, полным-полно всевозможной дичи. Птицы разных пород оглашают воздух такими чудесными трелями, что они кажутся настоящей музыкой. Мой капитан, отправленный на поиски рудников, нашел залежи золота и серебра; но так как у него под руками не было ничего, кроме меча, то он не мог отделить драгоценный металл от камня. Один испанец из Каракаса сказал, что этот рудник называется „Madre del oro" (мать золота)».

Далее, чтобы не быть обвиненным в преувеличениях, Рэйли прибавляет: «Могут подумать, будто мною руководила слепая иллюзия и обманчивая мечта. Но это вовсе не так. Если бы я не был убежден, что на земле не существует страны, более богатой золотом, чем Гвиана, то зачем тогда мне было предпринимать такое далекое и опасное путешествие? Уиддон и еще один из моих спутников однажды нашли несколько кусков камня, удивительно похожего на сапфир. Я показал их местным жителям, и они заверили меня, что знают целую гору, состоящую из такого же камня!»

Вслед за тем Рэйли рассказывает, что к нему явился один старый касик, ста десяти лет от роду, и, поведав много разных чудес о могуществе властителей Маноа, отговорил путешественника завоевывать эту страну, так как сил у него для этого было бы недостаточно. Тот же касик сообщил, будто на пути к Маноа есть целая гора из чистого золота, и вызвался ее показать. Путешественник уверяет, что он якобы собственными глазами видел эту золотую гору и хотел уже к ней приблизиться, но — вот досадная случайность! — она оказалась наполовину затопленной наводнением и к ней не было подступа. «Гора имела форму башни и, как мне показалось, была скорее белого, нежели желтого цвета. Низвергающийся с нее поток, вздутый дождями, производил страшный шум. Грохот падающей воды был слышен с далекого расстояния. Вспомнив рассказ тринидадского губернатора Беррео о блестящих алмазах и других драгоценных камнях, рассеянных по всей стране, я усомнился было в их действительной ценности, пока меня самого не поразил их удивительный блеск. После короткого привала на берегу прекрасной реки мы посетили старого касика в его селении и просили, чтобы он провел нас в обход к подножию золотой горы. Но, встретив на пути непреодолимые препятствия, я решил вернуться обратно к устью Куманы (Ориноко), куда окрестные касики принесли много разных подарков».

Мы избавим читателей от фантастических описаний великанов-циклопов — с глазами на плечах, ртом на груди и волосами, растущими посреди спины, великанов, чей рост превышает в три раза рост обыкновенных людей, и прочих чудес. Все эти сказки Рэйли излагает самым серьезным тоном. Его книга «Открытие прекрасной Гвианской империи с приложением рассказа о великом золотом городе Маноа, в году 1595» напоминает не столько рассказ путешественника-очевидца, сколько волшебные сказки из «Тысячи и одной ночи».

Если мы попытаемся отделить правду от вымысла, истину от выдумки, то что же останется тогда на долю историка-географа? Ничего или почти ничего. Вряд ли стоило Уолтеру Рэйли так беззастенчиво рекламировать свою безрезультатную экспедицию, которая поневоле заставляет вспомнить слова баснописца:

(Дальнейшая судьба Уолтера Рэйли была довольно незавидной. После смерти королевы Елизаветы он был обвинен ее преемником, королем Яковом I, в государственной измене и в ожидании смертной казни двенадцать лет провел в заточении в замке Тауэр. Затем ему удалось соблазнить алчного короля, нуждавшегося в деньгах, проектом новой экспедиции в Гвиану. В 1617 г. Рэйли получил свободу и снова отправился в Америку. И на сей раз, не найдя Эльдорадо с его легендарными сокровищами, он попытался компенсировать безрезультатные поиски пиратскими нападениями на испанские корабли, что ухудшило отношения между обеими странами. Этого самоуправства король не простил Рэйли и, когда тот вернулся в Англию, приказал привести в исполнение уже много лет тяготевший над ним смертный приговор.)*

XVII в. резко отличается по своему характеру от эпохи великих географических открытий. Путешественникам оставалось главным образом дополнить добытые сведения новыми фактами и подробностями. Столь же сильно отличается XVII в. и от последующего столетия. Научные методы географических исследований еще не были разработаны. Астрономам и мореплавателям предстояло ввести их в употребление в XVIII столетии.

Дневники и записки первооткрывателей оказали в некоторой степени вредное влияние на умы современников, донельзя возбудив любопытство преувеличенными и зачастую анекдотическими рассказами о новых заокеанских землях. В этом отношении исследователи XVII в. мало чем отличаются от своих предшественников. Сообщая о нравах и обычаях народов, о природных богатствах далеких стран, они почти всегда описывают внешнюю сторону явлений и событий, не задаваясь целью проникнуть в глубь вещей, чтобы постичь самую суть увиденного. Путешественник XVII в., как правило, — поверхностный наблюдатель. Он торопится объехать все страны, открытые столетием раньше, даже не думая серьезно и всесторонне изучить новые континенты и острова.

Сказочные богатства, неожиданно хлынувшие в Европу после открытия Америки и Островов пряностей, не замедлили вызвать экономический кризис.

Торговля да и промышленность трансформируются и меняют географическую привязку. Открыты новые пути, появились новые посредники, зародились новые потребности, возросла роскошь, и желание быстро составить состояние при помощи спекуляций вскружило много голов. Венеция, с точки зрения коммерческой, умирает. Голландцы, по удачному выражению Леруа-Болье, становятся «общеевропейскими поставщиками и торговыми посредниками». Англичане в то же время кладут начало своей обширной колониальной империи. Вслед за торговцами в новые страны устремляются миссионеры-проповедники. Целыми толпами пробираются они во вновь открытые страны, совмещая проповедь Евангелия с изучением и описанием этих земель. Проповедническое усердие составляет одну из характерных черт XVII в., и мы должны признать, что география и исторические науки многим обязаны этим жертвенным, образованным и скромным людям. Путешественник или завоеватель только проезжает по стране, а миссионер живет в ней иногда по многу лет. Ему, конечно, легче познакомиться с историей и культурой изучаемых народов, и совершенно естественно, что многим миссионерам наука обязана обстоятельными описаниями, на которые опирались позднейшие исследователи.