Аркадий Тигай - Под парусом вокруг Старого Света: Записки мечтательной вороны

«Навтекс» — глобальная сеть службы погоды на море, очень удобная для малых судов, не оснащенных мощными радиостанциями. Установленный на «Дафнии» приемник «навтекс» каждые шесть часов выдавал прогноз погоды в виде бумажной ленты с напечатанными на ней данными. Прогноз включал в себя атмосферное давление, силу и направление ветра, осадки и штормовое предупреждение, если таковое объявлялось по данному району. И так по всему европейскому побережью, исключая Россию.

Почему в системе «навтекс» не участвует Россия — тайна, покрытая мраком.

— «Почему, почему!» По кочану! — прокомментировал мой вопрос Президент. — Кому это надо?

— Мне, например.

— А кто ты такой, чтобы ради тебя организовывать целую службу: ставить передатчики, чиновников от дела отрывать в такой исторический период?

Весомей аргумента не придумаешь. На вопрос: «Кто ты такой, чтобы нас от дела отрывать?» — отвечаю сразу, без запинки и колебаний: «Никто. Не извольте беспокоиться». Потому, видимо, что принадлежу к «несерьезным» и «несолидным», ничего общественно полезного не производящим. Признаюсь, что и сценарии пишу, сомневаясь, что подобная чепуха может быть кому-то интересна.

Каждый раз, сдавая рукопись, ожидаю разоблачения.

— Эй, смотрите на него, господа! — заулюлюкают вокруг. — Да ведь это и не сценарист вовсе никакой! А мы-то думали!..

И каждый раз удивляюсь, что не разоблачают. И радуюсь, что и на этот раз удалось обмануть общественность.

Итак, Президент читает прогноз погоды, а я, радуясь нечастому в нашем походе солнышку, рулю. Бутерброды приготовлены, чайник уже стоит на плите и вот-вот засвистит. В уме подсчитываю, что оставшиеся до Хидензее тридцать миль пройдем часов за шесть, стало быть, швартоваться будем засветло.

— Штормовое предупреждение, — говорит Президент и кладет передо мной распечатку «навтекса».

Черт!.. На бумажке черным по белому значится: «warning». Досадуя на невезение, заглядываю в кар ту: в десяти милях по ветру гавань Засниц, на карте обозначен город с собором. Полтора часа ходу, и мы в защищенной марине, но это, во-первых, в стороне от генерального курса, а во-вторых… Еще раз бросаю взгляд на море — ни малейшего признака неприятностей.

— Пошли они все в задницу, — говорю я. — Идем в Хидензее.

— А штормовое?

— Ну что ж, «будет буря, мы поспорим, и поборемся мы с ней», — удачно, как мне кажется, вворачиваю цитату из классики.

Президент молча пожимает плечами, уходит в каюту и через пять минут уже спит.

Я остаюсь на руле и, бросив взгляд на показания анемометра, отмечаю усиление ветра до двенадцати метров, с заходом на норд, естественно, точно «в морду». На «Дафнии» в такой ситуации стратегия одна — паруса, оставленные для стабилизации бортовой качки, закатываются до размера носового платка и включается двигатель. Что и было сделано. Трудяга «Дафния» своим неторопливым, но верным ходом пошла против ветра.

А волна все круче, и ветер все крепче… Не прошло и часа, как все вокруг уже свистит, завывает и грохочет. А у меня начинается, обычное в таких случаях, раздвоение личности: душа распадается на двух Аркашек — умного и глупого. В комплект дурака, как это обычно бывает, входят самоуверенность и трусоватость. А умный за все отвечает и безропотно несет свой крест.

— Ну что? — спрашивает умный. — Ты этого хотел?

— Нет! — бормочет дурак, вцепившись руками в стол, чтобы не упасть во время очередного удара волны. — Я думал, пронесет.

— Думал он!.. — ворчит умный, поворачивая штурвал, чтобы избежать еще одного броска. — А зачем тогда трепался: «будет буря, мы поспорим…» Ты с кем это спорить вознамерился? Кого побеждать? Посмотри вокруг… Нет, ты прочувствуй, что такое стихия. Смотри на эти горы темной студеной воды, кипящей до горизонта. Послушай, как свистит ветер, бьет волна. Как скрипит и стонет яхта, зарываясь в волну… А теперь на себя посмотри, недоумок.

Глупый виновато молчит: возразить нечего.

— А ведь тебя предупреждали, — вздыхает умный. — Тебя, дурака, учили! Помнишь Старкова?

— Помню, — хлопает глазами глупый.

Вскоре после того, как я пригнал «Дафнию» из Хельсинки в Питер, на борт зашел Леша Старков. Спортивный журналист и яхтсмен, он обшарил все углы и осмотрел комфортабельные примочки, одобрительно кивая. Потом сказал, что уважает мой выбор и что за это следует выпить.

Когда же узнал о моем намерении идти вокруг Европы, отставил рюмку.

— Ты серьезно?

— В общем, да.

Старков обвел взглядом тиковые стены салона, затем меня, как бы прикидывая шансы.

— А впрочем, — сказал он, — если не будешь нахальничать… — И выпил.

И вот только сейчас, слушая, как скрипит и стонет «Дафния», падая с очередной волны, я понял глубокий смысл слов, сказанных опытным моряком.

Он-то сказал, но я-то осознал только сейчас.

Самоуверенность — это твердокаменная скала, испещренная пышными глупостями типа «Человек — венец творения» или «Человек — это звучит гордо».

Беру зубило и от имени ныне покойного Леши выбиваю на этих скрижалях главный закон моряка: «Не нахальничай!»

От себя добавляю: «Если ищешь соперника, чтобы в поединке испытать отвагу и силу, не иди для этого в море. А если пошел и благополучно вернулся, то не воображай, что победил стихию благодаря своей силе и мужеству. На самом деле ты всего лишь удачно проскочил, потому что везучий».

Мысленно отсылаю эти горькие рекомендации человечеству и рулю, стоя враскоряку — одной ногой упираюсь в крышку плиты, второй цепляюсь за сиденье. Рукой прижимаю к штурманскому столу карту с прокладкой, согласно которой через десять миль предстоит поворот на первую пару буев фарватера Витте. Другой рукой ворочаю штурвал, но с трудом — болит от лопатки до кисти. Сделать бы укол, но сейчас не до него, поэтому, не оставляя руль, разбиваю ампулу вольтарена и содержимое выпиваю — гадость редкая!

Мало того, чтобы довести мое состояние до высшей степени отвратительности, небо заволакивает тяжелыми тучами и начинаются дождевые заряды. Вместе с брызгами от волн, которые уже свободно гуляют по баку, дождевые струи заливают лобовые стекла. Щетки с такими потоками не справляются, видимость падает. В семь тридцать проходим траверз маяка Аркона. Выруливаю из-за мыса с романтическим названием Гельорт, и тут начинается такая романтика… Ветер добавляет еще несколько метров, а волны делаются похожими на прибойные — с крутым подветренным склоном, отчего даже мореходную «Дафнию» начинает бить в скулу. Причину появления столь странной «неправильной» волны я понял позже, когда в спокойной обстановке рассмотрел карту и увидел, что шел внутри пятиметровой изобаты, то есть, желая сократить путь, прижался к береговой отмели, где длинная балтийская волна уже начинала закипать. Мне бы уйти мористее… но это я понял только задним числом.