Чипсет - Путевые заметки неудавшегося эмигранта

- Сынок, купи лимоны, четыре штуки на мамед.

- Нет у меня денег сейчас.

- Пять лимонов на мамед.

- Ай, дедуля, денег нету, да.

Старик вздохнул с горечью:

- И у меня тоже нету... Ты русский?.

- Да.

- Э, русские люди хорошие. Когда был Советский Союз, я как человек жил.

- Нет больше Советского Союза, - я пожал плечами, - что хотите независимость.

- Е*** я эту независимость, - с омерзением сказал аксакал.

Мне стало жалко старика, я вытащил последний мамед и купил у него четыре лимона.

=

x x x

От этого кошмара, беспредела, ниезвестности люди уезжали. Уехали очень, очень многие. Раньше, бывало, проезжаешь по городу, и говоришь: "А, вот в этом доме живет наш учитель. Вот там живет одноклассник. О, а там знакомые моей мамы живут, мы у них в гостях были. Это - мой город."

А сейчас: "О, это моя школа. Я в ней когда-то учился, в ней сейчас нет русского сектора. А в этом доме наша классная руководительница жила, в Москву в позапрошлом году уехала. А здесь жила наша родственница, она в Саратов уехала. А еще кто-то в Саратов уехал? А, вспомнил, Генка, сын военного. Он еще с Катькой все время заигрывал. Катька уж пять лет, как в Америку уехала. Катька уехала, и Ленка, подруга ее, уехала. О, а в этом дворе мы с Алешкой играли. Где теперь Алеша? В Ставрополе, кажется...". Возникает ощущение, что едешь по мертвому, пустому, чужому тебе городу.

Одна бакинка, год назад была в Петербурге, так она говорит, что там она за месяц отпуска встретила больше знакомых, чем осталось в Баку!

Оставшиеся здесь теряли, порой навсегда, друзей и родственников, знакомых и соседей, - все, кого нажили здесь за многие годы жизни. В основной массе это были интересные и неплохие люди. Мир, в котором мы жили, рушился. Причем, чем больше умных людей уезжало, тем более остававшиеся здесь предавались тоске и унынию, тем чаще от охватившего их одиночества, а вослед ему и отчаяния их посещали мысли о бегстве. Раньше, бывало, на праздники к нам приходили родственники, друзья, мы вместе обедали, обсуждали новости, смеялись. А теперь мы живем как будто в изоляции. После 1991 года я не помню, чтобы у нас весело прошел хоть один новый год, хоть один праздник.

Нет, нас не бьют, не преследуют из-за этнической принадлежности. Баку это не Грозный и даже не Рига. Скажу прямо, по отношению к русским Азербайджан еще далеко не самая неблагополучная страна СНГ. В определенной доле это и заслуга нынешнего режима. Но после 1992-93 годов чувствуешь себя как изгнанником, чувствуешь себя ненужным своей стране. Обидно. Живешь, но, будто бы наполовину, словно бы дышишь одним легким. Не удивляйтесь, но я, молодой человек, иногда чувствую себя стариком. И знаете, почему? Да потому, что именно старости присущи те явления, что я описал: ощущение собственной ненужности, никчемности, беспомощности. Уходят твои друзья, дорогие и близкие тебе люди. Исчезают. А молодости присуще совсем другое по определению - наоборот, энергичность, эксперименты, заведение знакомств, заложение основ будущего, предпосылки для создания семьи, для своего дальнейшего социального статуса. А мне сейчас даже и влюбиться не в кого. Просто не в кого, нет, как говорят математики, области определения функции...

Но самое страшное, что многие русские бакинцы, переселившиеся в Россию, и там не ощущают себя дома, чувство ностальгии, порой переходящее в щемящую, тупую боль, не покидает их и там. Во-первых, было бы глупостью сказать, что Русь принимала их хлебом-солью, они и там продолжали сталкиваться с экономическими трудностями, а во-вторых, они с трудом осваивались на новом месте - жизнь-то прошла в другой республике, с другим климатом, с другими понятиями, с другим бытом и укладом, среди других людей. На адаптацию нужно лет пять-десять, как минимум, пока освоишься, обзаведешься знакомыми, связями, пока станешь считать родными стены твоего нового дома. Получаешь от уехавших письма, и все они буквально плачут, так и говорят, "кажется, что мы в гостях, и вот-вот сядем на поезд и вернемся к себе домой, в Баку", вспоминают свой родной южный город, где прошла их жизнь, во сне видят своих старых бакинских друзей и знакомых (которые-то и сами, скорее всего, куда-нибудь уехали), узкие серые улочки Баксовета, лавочки на Торговой, книжный Пассаж, увитые виноградниками и плющом, освещенные щедрым солнцем стены Монтинских двориков, Шиховский пляж, на берег которого набегают волны, Приморский бульвар, с разводами нефтяных пятен на поверхности воды, ресторан "Садко", вынесенный на дамбе далеко в море, полупустынный пейзаж солончаков, разноображенный нефтяными качалками и мутными озерцами, уютные Мардакянские дачные домики с инжиром во дворах. Люди же жили здесь, они уже привыкли ко всему этому, и именно из таких мелочей и складывается понятие малой родины... (А что, бывшие бакинцы, разве это не так? Бывшие рижане, душанбинцы, грозненцы, кишиневцы, ферганцы, ставшие волей судеб москвичами, белгородцами, волгоградцами, свердловчанами, пензенцами - разве вы не вспоминаете свою доперестроечную родину? Да никогда не поверю!)

И потом, даже когда все перебирались в Россию, это не гарантировало воссоединение семьи. Один брат, например, перебирался в Саратов, другой, с родителями - в Подмосковье, дочка его выходила замуж за еврея, уезжала в Германию. Так рушились семейные гнезда.

Знаете, когда говорят о белогвардейцах, о белоэмигрантах, мне очень понятна и близка их трагедия, их боль разлуки с Родиной - я сейчас говорю не об идеологии. Примерно то же самое пережили и мы. Кто - эмигрировал, а кто остался, но никто не стал счастливым. Уехать, допустим, можно. Но разве это счастье - жить с ощущением того, что тебе пришлось отправляться искать лучшей доли в чужих краях, бросив отчий дом? Чувствовать себя изгнанным - не важно, чем изгнанным - нищетой, национальными преследованиями, страхом перед войной, и нести эту боль всю жизнь?! Осадок все равно остается. Разве это не трагедия? Трагедия миллионов и десятков миллионов, оказавшихся чужими здесь и чужими там?

Однако уезжали не только русские. Уезжали украинцы и евреи, татары и лезгины. Поехали и семьи метисов. Потом поехали в Россию и чистые азербайджанцы. Были среди них принципиальные, в основном, русскоязычные, представители интеллигенции, да и просто приличные люди, которые, конечно же, есть в любой нации, понимающие, что так жить нельзя. Что государство, где коррупция называется уважением, а кумовство является нормой жизни, далеко не поедет. Уезжали на чужбину и те, кто попроще, из более прозаических соображений, кто-то работать разнорабочим, кто-то спекулировать, заниматься "алвером" - на заработки, надеясь вернуться. Но не возвращались. Оседали там, получали российское гражданство, даже и не думая возвращаться. Были такие, которые даже стали презирать своих соплеменников и свою историческую родину. Они там, среди чужих народов, добивались больше, чем среди своего, и добивались не "дядей", как принято на Востоке, а своими головой и руками.