Василий Головнин - Путешествия вокруг света

В 8-м часу вечера Шипунский Нос был от нас прямо на запад, в расстоянии 8 или 10 миль. От сего места я стал держать к Кроноцкому мысу. В 9 часов увидели мы сопку сего имени почти на север, ибо погода была ясная, чистая; но на рассвете 20 июня нашел густой туман и скрыл от нас берега, почему в 8 часов утра мы направили путь прямо к острову Беринга {227} 227 Остров Беринга – наибольший из Командорских островов, у которого экспедиция Беринга потерпела кораблекрушение и где сам Беринг умер от цинги. , который в сие время находился от нас в расстоянии 210 миль. Туман при умеренном ветре продолжался до вечера; потом он прошел; горизонт сделался чист, и небо местами выяснело, но берега были покрыты мрачностью, и мы их видеть во весь день не могли.

Во всю ночь на 21-е число мы правили к острову Беринга и шли со скоростью 6 и 7 миль в час. Поутру, хотя было облачно и горизонт не совсем чист, однако ж позволял видеть предметы на большое расстояние. В половине десятого часа увидели мы остров Беринга прямо перед нами; когда, по нашему счислению, он должен был от нас находиться в расстоянии 40 миль, но по глазомеру казался гораздо ближе. Если бы мы и не ожидали встретить здесь землю, то птицы показали бы нам приближение к оной: они летали в большом числе около нас и такие, которые никогда от берега далеко не отлетают.

Скоро после полудня открылся нам в пасмурности остров Медный, к которому мы прямо шли, а на другой день в 3 часа утра пошли к южной оконечности сего последнего и, приближась к оной на расстояние 1 ½ мили, пошли вдоль берега. Ветер тогда дул от юго-запада крепкий и с туманом; но мы, будучи под ветром у острова, не чувствовали силы его, и у нас было ясно.

Мы шли вдоль острова под малыми парусами, опасаясь порывов из-за гор, до 10 ½ часов утра. В полдень удалось нам взять прекрасную высоту солнца на самом чистом горизонте; по сей высоте нашли мы широту острова.

После полудня погода сделалась совершенно ясная и ветер стал утихать, что и препятствовало нам подойти ближе к берегу. Мне хотелось послать на него шлюпку, чтоб доставить случай нашему ботанику сделать наблюдения над произведениями острова.

Поскольку я заметил, что ветер был тих только вблизи острова, который, прерывая его, не допускал к нам, то и оставил намерение посылать шлюпку на остров, и более потому, что по прежним описаниям скудные произведения сего дикого, едва людям приступного острова довольно уже известны, а вместо того направил путь к острову Атта, самому западному Алеутской гряды. Географическое положение сего острова, как я слышал, не совсем хорошо определено.

В 7-м часу вечера пасмурность по горизонту скрыла от нас остров Медный.

Погода и ветер в течение двух дней благоприятствовали нам определить положение как сего острова, равно и южной оконечности Берингова, довольно хорошо.

Остров Беринга

Оба сии острова состоят из высоких холмов, которые в другой части света могли бы назваться высокими горами, но так как они находятся в соседстве камчатских сопок и горных хребтов, то название холмов мне показалось для них приличнее. Остров Беринга выше Медного, но оба равно обнажены и состоят из скал; едва кое-где зеленелась трава, а местами снег лежал в большом количестве; вершины холмов во все время были покрыты туманом. Заливов ни при одном из них нет, а есть небольшие вгибы берега, которые промышленники называют губами; при оных бывают обыкновенно низменные берега, где они могут приставать к берегу и вытаскивать свои байдары (лодки).

Оба сии острова необитаемы. Впрочем, сколько вид их ни ужасен и сколько ни неприступны они кажутся, однако ж и на них могли жить люди. Не говоря уже об экипаже капитана Беринга, спасшемся здесь при кораблекрушении и жившем целую зиму, в наше время 11 человек промышленных [218]Российско-Американской компании, оставленные в 1805 году для промысла зверей, жили на сих диких островах 7 лет и были здоровы. Они думали, что их забыли, как штурман Васильев, находившийся в службе помянутой компании, имел удовольствие в 1812 году посетить их для снабжения всем нужным. Я не могу не поместить здесь в собственных словах Васильева положения, в каком он их нашел, и восторга их, когда они, полагая себя вовсе брошенными на пустом острове, увидели своих соотечественников. Васильев в своем журнале говорит:

«При тихом восточном ветре подошел я (в мае 1812 года) к юго-восточной оконечности острова Медный, намереваясь начать отсюда поиски высаженных в 1805 году штурманом Потаповым 11 человек русских. Я пошел в параллель берега и беспрестанно смотрел в зрительную трубу; уже под вечер, к величайшей радости, увидел в одном заливе строение, велел выпалить из пушки и поднять флаг, а сам продолжал идти к берегу. Скоро усмотрел я лодку, которая плыла из того залива прямо к судну. На лодке находились промышленный Шипицын и еще шестеро русских. Лишь только они взошли к нам на судно, то, перекрестясь, со слезами вскричали: «Слава богу, есть еще на свете люди!» Невозможно описать их восторга, когда они увидели своих знакомых: обнимались, целовались, плакали, крестились! Потом стали упрекать, что их бросили на острове и целые семь лет о них забыли. Сперва они никак не хотели оставаться долее на острове, а требовали, чтоб отвезли их в Охотск; но после, когда первый ропот прошел и они посоветовались между собою, то один за другим и все решились остаться здесь еще на год; один только из них за болезнию просил меня взять его с собою в Охотск, на место же его выискался охотник из наших промышленников.

Помянутый промышленный Шипицын – человек высокого роста, здоровый и сильный. Он более 20 лет находится в службе Американской компании. Усердие и ревность его к пользам компании примерные. По малой мере целую треть всего промысла он добыл один с своею женой. Из его книги усмотрел я, что он 800 котов [219]промыслил в один год, а иной в это время и 200 не добудет. «Много вытерпел я, – говорил он мне, – на сем острове от непослушания, буйства и несогласия моих подчиненных, а особенно в последние годы. Когда, бывало, посылал кого на промысел, то никто идти не хотел, а требовал от меня платья и привозной пищи. Я всячески их уговаривал, обнадеживая, что, верно, скоро приедет судно и привезет нам все нужное. Но когда последний наш провиант вышел и другие нужные вещи все издержались, то ропот умножился. Может быть, они посягнули бы на мою жизнь, если бы не опасались того, что я очень силен. Когда привезли нас сюда, то строжайше запретили, чтоб никто не смел ничего из промысла употреблять для себя. Суровость климата и глубокие снега принудили нас помыслить об одежде. Тогда все приступили ко мне и просили дозволить им употребить из промысла, сколько нужно на платье и обувь. Я принужден был согласиться и скоро увидел их одетых с головы до ног в меха морских котов и песцов. Не проходило дня, в который бы мы, собравшись за стол, не говорили о присылке к нам судна и о нашей участи. Разные об этом были мнения; напоследок мы все согласно заключили, что о нас вовсе забыли. Так жили мы, бедные, как брошенные люди, на сем пустом острове семь лет, без всякой помощи и надежды. Иногда приходило нам на мысль пуститься на волю Божью в Камчатку, но, не имея карты, не отважились. Итак, решились подождать еще нынешнюю весну, а летом, оставя весь промысел здесь, переехать на остров Беринга и там поселиться, в надежде, что там скорее нас найдут. Недостаток в зверях и в жизненных потребностях понуждал нас оставить остров Медный. На острове же Беринга зверей, рыбы, птиц, птичьих яиц, кореньев и других потребностей жизни очень довольно; да и климат там гораздо лучше здешнего. Каждое воскресенье и каждый праздник мы собирались на молитву; двое из нас, знающие грамоту, читали часы и другие молитвы».