Юрий Иванов - Карибский сувенир

Ох уж этот Бискай! Вечные ветры, дующие одновременно чуть ли не со всех направлений; низкие рваные тучи, цепляющиеся за гребни волн; бесконечная фантастическая пляска воды под разухабистые мелодии ветра, мечущегося в лютой злобе среди надстроек теплохода. По временам переполненные влагой тучи низвергают холодные ливни. И тогда весь мир сужается, становится тесным: дальше фок-мачты ничего не видно. Вода и ветер хотят остановить нас, повернуть назад, испугать своей необузданной силой…

Но нет, где им! Не раз благополучно пересекала «Олекма» этот беспокойный залив. Минует, пересечет его с севера на юг и сейчас. Судно упрямо карабкается с волны на волну, врезается в ливневую стену и пропарывает ее насквозь своим острым, задорно вздернутым носом.

Бискай не остановил нас. Мы оказались сильнее его. А может, мы благополучно миновали залив потому, что одному из научников пришла с берега радиограмма: «Бискай зпт пощади моего мужа и всех его друзей зпт они хорошие тчк».

Итак, Бискайский залив позади. Но не всем удается благополучно пройти его. Когда мы достигли вод Португальского побережья, радист поймал сигнал «SOS» («спасите наши души»). Взывало ко всему миру гибнущее судно… От нас оно было слишком далеко, да и нет необходимости идти к нему: настроившись на волну терпящих бедствие, кидал в эфир короткие торопливые сигналы радист спасательного французского буксира: «…иду на помощь… подтвердите согласие на спасение… согласие на спасение… подтвердите… подтвердите…»

Подтвердить согласие на спасение? Что за чепуха! Может, насмешка какая-нибудь? Нет, тут все правильно. Терпящее бедствие судно обязано дать свое официальное согласие на спасение. И при первой же возможности капитан гибнущего теплохода обязан подписать специальный акт. Сначала подтверждение на спасение, по возможности — подпись под актом, а потом — помощь. Подписанный акт — это громадные деньги, которые получает владелец спасательного буксира от владельца спасенного теплохода…

Как хищники, таятся в бухточках и морских портах, вблизи от крупных судоходных путей мощные, обладающие большой скоростью спасательные буксиры. В штурманской рубке дежурят штурман и рулевой, в машинном отделении держит ручку на рычагах двигателя моторист. Вслушиваются в голоса эфира чуткие уши радистов. Кто-то там поет о любви, кто-то передает радиограмму с берега на идущий куда-то далеко теплоход: «…ко мне больше не возвращайся…» Где-то звонко потрескивают грозовые разряды, стрекочут какие-то радиокузнечики… А это, что это? Радист подстраивает приемник, и радиорубка наполняется тревожными сигналами: «Всем… всем… всем… потеряли управление… спасите… согласны любые условия…»

— Тонет, голубчик! — вскрикивает радист, лихорадочно записывает координаты терпящих бедствие и бежит к капитану…

Вахтенный матрос сбрасывает с причального кнехта швартовые концы, моторист поворачивает рычаг, и буксир, взревев своими мощными двигателями, выскакивает из укрытия навстречу шторму… Терпящие бедствие — это ведь богатейшая добыча!..

В синей дымке остались по левому борту рыжие берега Португалии, обрывистые прибрежные откосы Испании. На фоне алого вечернего заката промелькнули справа от курса теплохода угрюмые, черно-фиолетовые горы Канарских островов.

Третьи сутки подгоняет нас к Африке, к мысу Кап-Блан, ровный, силой в четыре-пять баллов северо-восточный пассат. Идти с попутным пассатом одно удовольствие: к нашим одиннадцати милям хода дружелюбный ветер прибавляет еще одну-другую милю в час…

Душно, жарко. На солнце термометр показывает плюс тридцать градусов. В каютах — не продохнуть. Уже почти тропики. Почти, но еще не тропики, хотя и жарко и душно, хотя мы миновали пустынные, унылые земли Марокко и идем сейчас вдоль песчаного побережья Испанской Сахары.

Валентин Брянцев с большим нетерпением дожидается того момента, когда он очутится в тропиках. Раньше Валентину приходилось работать в Северной Атлантике, куда он совершил двенадцать рейсов. Северное, Балтийское и Норвежское моря, прибрежные воды Исландии, Фарерских островов, Гренландии и Канады; знаменитая банка Джорджес, где добывают прекрасную рыбу — морского окуня и серебристого хека, — все это знакомые места, где ему приходилось работать. А вот тропики — это для него новинка.

Торопя события, Валя одним из первых на судне надел легкую тропическую робу: рубашку-безрукавку, короткие брюки — шорты — и сандалеты. По вечерам он подолгу стоял у карты, вывешенной в салоне, и мерил ее циркулем, подсчитывая, сколько миль осталось до Северного тропика. За ним и начиналась новая, долгожданная географическая среда.

— Вы не на карту смотрите, — сказал ему однажды кок, — а на боцмана. Как только он сбросит ватные брюки, так и тропики…

Валентин посмеялся над замечанием мудрого кока, но тем не менее стал больше посматривать не на карту, а на боцмана.

Спустя два дня после разговора в салоне боцман явился на обед в трусиках: час назад теплоход пересек Северный тропик.

А еще через сотню миль на фоне ярко-голубого неба и светло-зеленой воды мы увидели желтую полоску земли, врезавшуюся в океан, и на самом ее краю, над пенными бурунами, — белую башню маяка. Это тот самый мыс Кап-Блан, к которому из Ирландского моря проложил курс капитан нашего судна.

«Олекма» огибает мыс, и на траверсе его мы видим громадный корпус плавучей базы «Актюбинск». Круглый год плавучие базы «Балтика», «Актюбинск», «Ногинск» и другие курсируют между Калининградом и районами промысла. С продуктами, топливом, свежей пресной водой, с газетами, кинокартинами и письмами спешат морские исполины в Норвежское и Северное моря на мелководные банки Джорджес и Флемиш-Кап в тропики. Как челноки, снуют они между промыслом и портом, снабжая промысловые суда всем необходимым и доставляя в Калининград изготовленные в море консервы, рыбий жир, кормовую муку и свежемороженую рыбу.

Вот и сейчас к одному из бортов «Актюбинска» приткнулся большой морской рыболовный траулер. Здесь он сдает плавбазе свой улов.

Итак, топливо и наживка. Вот что нужно нам от базы. Тридцать тонн горючего и две тонны рыбы — только и всего. А там — идем в Дакар за свежими продуктами, и прощайте, африканские воды.

Штурман, курс на зюйд-вест, к Бразилии!

«Актюбинск» все ближе. Его надстройки, рубка, труба, массивные стрелы все выше и выше возносятся в синее небо. Чем ближе мы подходим к плавбазе, тем все больше как-то мельчаем перед этим океанским исполином. И вот громадная черная туша нависла над нами: откуда-то сверху смотрят на нас любопытные лица актюбинцев.

Где-то на уровне клотика нашей фок-мачты хлопнула дверь, и на крыле мостика плавбазы показался полный мужчина в трусиках. Капитан, наверное. А может, вахтенный штурман. Если бы хоть в фуражке был. А так не различишь — на трусиках никаких нашивок.