Генри Торо - Инспектор ливней и снежных бурь

Не знаю, насколько это необычно и насколько важно, чтобы отдельный человек таким образом согласовывал даже кратчайшую свою прогулку с общим направлением, в котором движется раса, но знаю, что нечто сходное с инстинктом, управляющим передвижением птиц и четвероногих (а известны случаи, когда этот инстинкт таинственным образом определял поведение белок, заставляя их двигаться в одном направлении; видели, как несколько белок переправлялись через самые широкие реки, причем каждая сидела на отдельном бревнышке, а хвост служил ей парусом; через более узкие речки они наводили переправы из тел мертвых белок), нечто похожее на безумие, охватывающее домашний скот весной (этот факт объясняют появлением у него глистов), влияет и на передвижение отдельных людей и народов, постоянно или время от времени. Над нашим городком не слышно гогота пролетающих диких гусей, и это в какой-то степени понижает стоимость наших участков; если бы я был агентом по продаже недвижимости, я, возможно, учел бы этот недостаток.

Каждый закат, которым я любуюсь, вселяет в меня желание идти на запад – такой же далекий и прекрасный, как тот, в который садится солнце. Оно передвигается на запад ежедневно и, похоже, подвергает нас искушению следовать за ним. Это Великий Покоритель Запада, пионер, за которым следует нация. Каждую ночь мы видим во сне горные епи на горизонте (пусть это будет только туман), которые последние лучи солнца окрашивают в золото. Остров Атлантида, острова и сады Гесперид, эти уголки земного рая, по-видимому, были для древних Великим Западом, окутанным дымкой тайны и поэзии. Кто, глядя на закатное небо, не рисовал в своем воображении сады Гесперид и то, что послужило основанием для всех этих легенд?

Колумб сильнее, чем кто-либо до него, ощутил эту тенденцию двигаться на запад. Он подчинился ей и открыл Новый Свет для Кастилии и Леона. В те времена людские стада издали чуяли запах свежих пастбищ.

Где еще на земле найдется место, равное по площади Соединенным Штатам, столь же плодородное, богатое, с такой разнообразной и богатой природой и в то же время столь пригодное для жизни европейцев, как это? Мишо, который побывал лишь в некоторых штатах, говорил: « В Северной Америке гораздо больше видов крупных деревьев, чем в Европе. В Соединенных Штатах около ста сорока видов деревьев достигают более тридцати футов в высоту, а во Франции такой высоты достигают не более тридцати видов». Позже ботаники дали более чем исчерпывающее подтверждение его словам. Гумбольдт приехал в Америку, надеясь осуществить свою юношескую мечту – увидеть тропическую растительность. И он увидел ее величайшее совершенство в первобытных лесах долины Амазонки, этого амого обширного оазиса дикой природы на земле, который он столь блестяще описал. Географ Гюйо, европеец по происхождению, пошел даже дальше, чем я готов за ним следовать. Последнее, однако, не относится к его словам: «Так же как растение создано для животного, а растительный мир – для животного мира, так и Америка создана для обитателя Старого Света… Вот обитатель Старого Света отправляется в путь. Он спускается с гор Азии и, делая остановки в пути, движется в сторону Европы. Каждый его шаг знаменует собой новую цивилизацию, более высокую и развитую, чем предшествующая. Достигнув берегов Атлантики, он останавливается перед неизвестным ему океаном, простирающимся в неведомую даль, и поворачивает временно вспять». Когда он истощил богатые почвы Европы и укрепил свои силы, «тогда он снова начинает полный приключений путь на запад, как делал в прежние времена». Так писал Гюйо.

1 Перевод Ю. Б. Корнеева.

Эта тяга на запад, которая натолкнулась на преграду в виде Атлантического океана, породила смелость и предприимчивость, присущие торговле в современном мире. Молодой Мишо в «Путешествии на Запад от Аллеганских гор» в 1802 году пишет, что самым обычным среди жителей только что заселенных территорий Запада был вопрос: «Из какой части света вы приехали?» Эти необозримые плодородные районы, естественно, казались тем местом, где должны были встретиться и основать свое государство жители всего мира.

Перефразируя старое латинское выражение, я мог бы сказать так: «Ex Oriente lux, ex Occidente FRUX» – «Свет с Востока, плоды с Запада».

Английский путешественник, генерал-губернатор Канады сэр Фрэнсис Хед говорил нам, что «как в северном, так и в южном полушарии Нового Света Природа не только придала своим творениям большую грандиозность, но и окрасила мир в более яркие и богатые тона, чем она использовала, рисуя картину Старого Света… Небосвод тут бесконечно выше, небо голубее, воздух свежее, мороз крепче, луна кажется больше, звезды чище, гром громче, молния ярче, ветер порывистее, дождь сильнее, горы выше, реки длиннее, леса необъятнее, долины шире». Это высказывание интересно уже тем, что его можно сопоставить с описанием природы в этой части света, данным Бюффоном.

Некогда Линней сказал: «Nescio quae facies laeta, glabra, plantis Americanis» («Я не знаю, почему растения в Америке такие радостные и гладкие»). Думаю, в нашей стране нет или очень мало Africanae bestiae, или африканских диких зверей, как называли их римляне, и в этом отношении она также чрезвычайно подходит для жизни человека. Говорят, в радиусе трех миль от центра ост-индского города Сингапур несколько человек ежегодно становятся жертвами нападения тигров, а в Северной Америке везде путешественник может спокойно спать в лесу, не опасаясь диких зверей.

Все это весьма вдохновляющие свидетельства. Если луна здесь больше, чем в Европе, возможно, и солнце тоже больше. То, что небосвод в Америке кажется бесконечно выше, а звезды ярче, представляется мне символичным: эти факты указывают, на какую высоту могут в один прекрасный день подняться философия, поэзия и религия ее жителей. Со временем, пожалуй, духовный небосвод тоже покажется американскому уму гораздо выше, а загорающиеся на нем звезды благих вестей – гораздо ярче, поскольку я верю, что климат влияет на человека именно так: в горном воздухе есть нечто, что вдохновляет и возвышает дух. Разве в такой атмосфере человек не достигнет большего

интеллектуального и физического совершенства? И разве не имеет значения, сколько в его жизни будет облачных дней? Я надеюсь, наше воображение будет богаче, свежее и воз-душнее, как наше небо; наш разум – более разносторонним и широким, как наши равнины; наш интеллект – более могучим, как наши гром и молния, наши реки, горы и леса; а наши души своим величием, глубиной и широтой всегда будут напоминать наши внутренние моря. Путешественнику может показаться, что даже в лицах наших есть некие неуловимые laeta и glabra, довольство и безмятежность. И если все это не так, то зачем мир продолжает существовать, зачем тогда была открыта Америка? Мне вряд ли нужно напоминать американцам, что