Станислав Ластовский - Шпак (Выжить, чтобы жить)

© Ластовский С., текст, 2022

© Издательство «Четыре», 2022

Пётр вышел из машины, подошёл к подъезду, дверь которого была открыта и подпёрта бетонной урной (мелькнула мысль: кто-то проносил громоздкие вещи). На ступеньке перед лифтовой площадкой неожиданно споткнулся и чуть не потерял равновесие. Почувствовав прежде незнакомую острую боль в левом боку за грудиной и в области сердца, вошёл в лифт и поднялся на свой этаж.

Правая рука погрузилась в карман за ключом, достала, а тот, почему-то мелко дрожавший, не мог попасть в замочную скважину. Пришлось нажать кнопку звонка. Послышались торопливые шаги и щелчок открываемого замка. Увидев встревоженные глаза жены, привычно – нежно поцеловавшей его в начинавшуюся колоться щёку, вошёл в прихожую, отдал ключ и стал снимать куртку, но делал это медленно и осторожно, боясь возвращения утихшей было боли.

Они, как обычно, поужинав, смотрели по телевизору очередную шоу-жвачку, но странная тревога словно повисла в воздухе. От попытки жены вызвать неотложку он отказался, предложил подождать до утра, но долго не мог заснуть, думая, как бы нечаянно не лечь на левый побаливающий бок. Вдруг боль стала такой острой, что не смог терпеть, вскрикнул, и, как ему казалось, полетел куда-то по освещённому ослепительным светом длинному коридору, и неожиданно провалился в абсолютную темноту. Сквозь уходившее сознание слышались дрожавший голос жены, стук открывавшихся и закрывавшихся дверей и надрывный крик сирены скорой помощи.

Удалявшиеся и затихавшие голоса задавали какие-то вопросы, что-то разъясняли, звучали непонятные команды. Казалось, время стремительно помчалось вспять со скоростью перемотки плёнки всплывшего в памяти узкоплёночного домашнего кинопроектора, немного притормаживая на некоторых событиях, иные пропуская, и начало обратный отсчёт с воспоминания о нежных руках матери, обнимавших его, когда сидел на её тёплых коленях. Почему-то вспомнил сначала руки и тепло маминого тела и только потом лицо. Ему было около пяти лет, когда она умерла при родах вместе с неродившейся девочкой, которая могла бы стать его сестрой.

Отец, чтобы отвлечься от внезапного горя, оформил отпуск и вместе с сыном поехал на родину. Родом он был из старинного украинского села Писарйвка и иногда с удовольствием рассказывал о своей первой поездке в Ленинград вместе с группой односельчан, награждённых туристической путёвкой, как тогда говорили, «за успехи в социалистическом соревновании». Восемнадцатилетнего украинского парубка сначала всё увиденное восхитило, но через три дня ему, переполненному впечатлениями, уставшему от городской суеты, нестерпимо захотелось домой, в родное село.

Поезд отправлялся на следующий день вечером. Это была суббота, и до отъезда отец успевал выполнить поручение родителей – посетить дальних родственников, давным-давно ставших ленинградцами. Лишь один раз справившись у случайного прохожего, он нашёл нужный дом и квартиру и позвонил. В проёме открывшихся дверей стояли смутно помнившаяся с детства, радостно улыбавшаяся тётя Тамара и чёрная собака незнакомой породы, молча смотревшая снизу вверх. Вскоре он узнал, что это был любимец семьи шотландский терьер, но в тот момент удивлённо воскликнул:

– Собака у хати, що ж це таке?!

Тётя Тамара улыбнулась, спросила, какими судьбами оказался у них. В ответ услышала:

– Та вот, дурнэ поихало в турне…

– Оно приихало вовремя, – подыгрывая гостю, сказала хозяйка. – Проходи в комнату и садись за стол. Мы как раз обедаем. Кстати, знакомься: моя подруга Ольга Николаевна и её дочь Вера.

За столом сидели моложавая женщина средних лет и очень похожая на неё девушка. И когда та подняла на отца свои яркие серо-голубые глаза, у него словно перехватило дыхание.

Подошло время собираться на вокзал, и Вера вызвалась его проводить. Они стояли возле вагона, и им было не наговориться. Увидев, что кондукторша, держась за поручень, поднялась в тамбур, он обнял Веру, поцеловал, вскочил в начавший двигаться вагон, поспешил к ближайшему окну и ещё долго видел её, сначала бежавшую, потом шедшую по перрону вслед за удалявшимся поездом. Они несколько лет переписывались, перезванивались и ездили в гости друг к другу. Отслужив в армии, отец переехал в Ленинград, а его Вера стала мамой Петра.

Отец работал водителем городского автобуса. Работа сменная, и он, чтобы не отдавать сына в круглосуточный садик, перевёлся на должность автомеханика в том же автопарке.

Постепенно жизнь налаживалась. Пётр привык бежать навстречу отцу, а не маме, когда тот, пахнувший сигаретами и немного машинным маслом, забирал его сначала из детского садика, потом и из школы. В выходные дни они старались не сидеть дома, а отправлялись, как говорил отец, «в поход»: в зоопарк, в кино или музей. В Музей артиллерии и Военно-морской так и не по одному разу. Зимой уезжали за город и ходили на лыжах, но это уже когда появилась машина «Жигули» – «копейка».

Прошло три года. В один из выходных дней отец был непривычно весел, шутил, принялся готовить обед, накрывать на стол, а изумлённо смотревшему на него сыну сказал:

– Сегодня у нас будет гостья. Это очень хороший человек. Надеюсь, она тебе понравится.

Через какое-то время в дверь позвонили, и отец ввёл в квартиру женщину чуть выше его плеча, улыбавшуюся губами, глазами и ямочками на щеках.

– Меня зовут Екатерина Павловна. Надеюсь, мы с тобой подружимся. – И она протянула руку.

Пётр резко отвернулся и хотел бежать, но её руки мягко легли ему на плечи, она осторожно приблизила его к себе и приобняла, и ему стало неожиданно тепло и спокойно.

Екатерина Павловна стала приходить всё чаще. Пётр, поначалу смотревший на Екатерину Павловну волчонком, постепенно поддался её обаянию и стал привыкать к ней. Когда отец сказал, что он и Екатерина Павловна решили расписаться, Пётр принял это как должное. Уют и спокойствие снова поселились в их доме. Отец возвратился к работе водителем на том же автобусе. Через несколько месяцев после регистрации брака они переехали в другой район, удачно поменяв малогабаритную двухкомнатную квартиру со смежными комнатами, «распашонку», и однокомнатную Екатерины Павловны на просторную трёхкомнатную.

У Екатерины Павловны своих детей не было. К Петру она относилась по-матерински нежно, интересовалась его делами, радовалась успехам, вместе с ним переживала неудачи и становилась ему, к радости отца, всё ближе и ближе. И на родительские собрания в школу ходила тоже она. Иногда Петру хотелось назвать Екатерину Павловну мамой, но что-то останавливало, и он обращался к ней по имени и отчеству.