Евгения Александрова - Проклятый капитан. Колдовской знак

Талира прошла по комнате, ступая по мягкому ковру, и остановилась у окна, за которым уже светало. Быстрее бы солнце развеяло облака и прогнало из памяти ту жуткую картину, что она увидела в камере.

– Хотела убедиться, что он жив? Считаешь, я такое чудовище и довёл его до смерти?

Она обернулась к Верховному Служителю, который сидел в кресле и мягко следил за ней. В ответ на её взгляд он поднялся и подошёл ближе, остановился. В привычно невозмутимых, ровных чертах лица сквозило что-то новое, живое и необычное.

– Никогда не видела в тебе ревность, – Талира улыбнулась одними губами. – Но да, я хотела знать, что с Алексом. И я… я не знаю, что ты в самом деле с ним хочешь сделать.

– Дорогая, мстить твоему бывшему любовнику за то, что ты была в него влюблена, – это слишком мелочно. Я был с ним терпелив. – Эван слегка устало пожал плечами. – Никто не думал, что он сможет так… уйти.

Талира снова отвернулась к окну и заговорила гораздо горячее и яростней, чем собиралась:

– Ты обещал поговорить, чтобы Алекс стал нашим человеком, что нам нужны сведения от короля. Завербуешь его, пообещав жизнь и свободу. На эти условия я согласилась. Рассказала тебе про его прошлое, чтобы мы могли держать его под контролем. Но всё пошло не так!

– Обратного пути нет. Он оказался не такой предсказуемый, как видишь. Его нельзя было отпускать на свободу.

– И что теперь? Он придёт в себя или?..

– Не знаю. Пока он скорее мёртв.

После паузы для вдоха Талира всё же спросила:

– Что… что ты будешь делать?

– Ты хочешь знать, убью ли я его?

– Да.

– Нет.

Эван обнял её сзади за талию и осторожно притянул к себе. Повернул её голову кончиками пальцев, разглядывая хмурое выражение лица. И явно почувствовал и напряжение, и стойкое нежелание быть покорной и ласковой. Слишком… слишком много всего не так.

Талира порывисто вздохнула, тугой корсет сильно стиснул грудь. То ли это сети Эвана, которые она будто вдруг ощутила вокруг себя, ощутила и забилась, как бабочка, попавшая в паутину. Нет, всё не так, они ошиблись вместе! Если бы Алекс не был так упрям и хоть попытался прислушаться к ней, если бы всё не сложилось так неудачно – эта буря, побег двух осуждённых магов, из-за которых теперь весь город поставлен на уши!

– Послушай, – начала Талира, как вдруг вздрогнула: в дверь резко постучали.

– Ваше Святейшество! Ваше Святейшество! – надрывно завопил чей-то голос.

– Что там? – грубовато отозвался Эван, делая шаг к двери.

– Ваше Святейшество… Император… он был в спальне, и…

По резкому вздоху стало понятно, что случилось. Мэйвис мёртв! Иного и не стоило ждать, после стольких месяцев болезни. Талира отошла к окну, не желая быть замеченной, а Эван взглянул на неё и громко отозвался, не открывая дверь:

– Сейчас буду.

Они вышли из комнаты спустя некоторое время, и по короткому кивку Эвана стоявшие у дверей стражники, вечно молчаливые и верные, как псы, отправились следом.

Талира шла по коридорам Верндари, не издавая ни звука. Мэйвис не дождался своего шестидесятого дня рождения… Но в глубине души у Талиры ничего даже не дрогнуло. За последние годы он превратился в мелочного, властолюбивого и надменного старика, который считал себя умнее всех!

Закрытый экипаж уже поджидал у ворот. Накинув на голову капюшон плотного плаща, Талира быстро забралась внутрь, а за ней, пригнувшись, сел Эван.

– Трогай.

Всю дорогу, по которой нещадно трясло повозку, Талира сидела, отвернувшись к окну. Продолжать разговор не хотелось. Уже около самого дворца Эван наклонился к её уху и тихо проговорил, мягко взяв за руку:

– Тебе стоит быть чуть более расстроенной случившимся, дорогая.

Талира взглянула на него, вскинув брови. Эван смотрел на неё внимательно и даже с долей сочувствия. Сочувствует тому, что она теперь вдова? Или чему-то другому… тому, что происходило в Верндари и что повергло её в такое настроение. Что он понимает!

Она видела Алекса. И то, что видела, навсегда останется в памяти. Когда-то любимые, гордые и одновременно нежные губы были разбиты так, что запёкшаяся кровь застыла маской. Разбиты были и скулы, а под глазами расплылись синяки. И повсюду растекались кровавые следы. Если бы Талира не знала, она едва бы признала в этом замученном, неживом мужчине, скованном и запертом в тесной клетке, Алекса! Сильного, несломленного, уверенного в себе…

Эван отвлёк её от мыслей, когда они прибыли на место. Подал руку при спуске по ступенькам, и Талира покорно, склонив голову, приняла её и медленно шагнула вниз. Во всей её позе сейчас должны были царить скорбь и тяжесть. Но на душе и правда было до тошноты тяжко, хоть и не из-за Мэйвиса. Талира не поднимала глаз, покорно шла рядом с Верховным Служителем и только видела краем глаза, как встречные тут же отходят в сторону и тоже склоняют головы.

В покоях императора были настежь раскрыты окна. Видимо, чтобы выветрить тяжёлый запах старости… и смерти. Талира прижала к лицу кружевной платок, вытирая глаза и заодно прижимая его к носу. У постели остался один из лекарей. Он начал что-то сбивчиво бормотать, но Талира только отмахнулась и присела рядом с постелью на низкую скамью.

Хорошо, что она успела оказаться здесь прежде наследников.

Все присутствующие понимающе отошли, чтобы не мешать ей прощаться с мужем. Эван тихо заговорил с тем же лекарем, слуги суетливо начали таскать какие-то подносы. Талира положила руку на сложенные ладони императора и первый раз взглянула ему в лицо.

Осунувшееся и морщинистое, оно совсем не походило на прежнего Мэйвиса. Куда-то исчезли и надменность, и властность, и вечное выражение «я один знаю, как правильно надо делать». На постели лежал спокойный пожилой мужчина. Дряблые веки были плотно прикрыты, мышцы расслаблены. Талира задумчиво рассмотрела хорошо знакомое лицо. Они, в конце концов, прожили с Мэйвисом вместе больше пяти лет… Но только сейчас она подумала, что когда-то он был весьма неплох собой. И даже, возможно, добр и великодушен.

Но пробудившуюся вдруг жалость согнал вошедший в покои Нотери. Он явно спешил, поэтому не успел даже скинуть дорожный плащ и отстегнуть шпагу.

– Отец! – Старший сын императора подошёл к постели с другой стороны и склонил колено. Бегло взглянул на Талиру, убрал упавшие на лоб тёмные кудри и скупо поприветствовал: – Ваше величество.

Юный, ещё не достигший и шестнадцати, он уже был слишком похож на отца характером и властными манерами. Талира опустила глаза и молча кивнула. Убрала свою руку и положила на колени, стиснув в пальцах платок.

Нотери, пытаясь держаться и не выдавать никаких эмоций, через плечо обернулся к лекарям и Эвану:

– Как давно… это случилось? – Голос дрогнул только на мгновение.