Натали Варгас - Чунтэ – хранитель джунглей

– Возможно! – возмутился молодой человек. – Но я-то ясно всех вас слышал: вот, думаю, шутники! Ну, сейчас их, думаю, напугаю. Подкрался к проему дверей, подождал и – раз! – выскочил! И что вижу?!

– Что?!

– Черноту! – голос Хосе вдруг сорвался. – Представьте, не просто пустоту, но глухую, непроницаемую черноту. И так, знаете ли, тихо, будто все звуки этой чернотой поглощались!

– Это Чунтэ, – раздался спокойный голосок молодой индианки Ийи. – Когда путники приходят в джунгли без договора с горами, демон завлекает их в круг и заставляет возвращаться на одно и то же место, как в воронке. От того все и пусто…

В ответ наступила тишина. Лишь треск костра и наше глубокое дыхание оживляли немую сцену. Над головами, словно совиное уханье, выплеснулся голос Освальдо.

– С Ийей наша компания теперь состоит из девяти человек, – промолвил он, – а девятка воплощает символ круга. Думаю, мы неспроста здесь все собрались в таком количестве и качестве.

Мы переглянулись. В нарастающем напряжении ожидания чего-то жуткого раздалась резкая усмешка Энрике.

– А я-то думал, что с ума сошел…

Вниз по дороге

В пять утра небо еще мрачное, холод сковывает ноги, а промозглость вызывает рвущий глотку кашель. Но скоро придет рассвет! Утро в горных джунглях… В отличие от гущ реки Амазонки, горные леса суше и светлее. Перед рассветом они тише и загадочней, в покое, дымке и задумчивости. Верхушки гор скрыты туманом. В низинах солнечно и тепло. Аромат эвкалипта особенно силен. Здесь царит веселье, лес у рек преображается, просыпается бурно и мгновенно. Но, как могло показаться, все живое внимательно следило за нами, пришлыми двуногими созданиями.

Мы – я и Ийя – взялись за приготовление завтрака, состоящего из свежеотвареных плодов камотэ, кукурузы и зеленых платанов. На заранее раскаленных камнях развернули свертки из толстой воловьей кожи. В них хранились копченое мясо, высушенные фрукты и рыба. Была еще карапулька… Нет, карапулька – это не часть славянского танца, не подвид финских саней и не смешная фамилия. Это кристаллы. Начну со скромного напоминания о том, что картофель был завезен в Старый Свет из Южной Америки. Я даже укажу, откуда именно: из Перу, с озера Титикака. Это самое большое озеро в мире, находящееся на высоте свыше трех тысяч метров над уровнем моря, и именно благодаря ему мы едим то, что выжило как вид овоща через миллионы лет! Да-да! Высота, давление и воздух сохранили для нас самый древний продукт питания! Картофель благодаря своему строению проявляет довольно интересные свойства именно в подобных условиях: он кристаллизуется. Когда Энрике впервые показал мне темно-коричневые маленькие камушки и сказал: «Вот наш супчик!» – меня чуть не стошнило… Я даже ради интереса попыталась раскусить это кристаллическое формирование. Полупрозрачный камень! При высыхании картофель сокращается на 90% от своей изначальной массы, а при замерзании в отсутствии кислорода превращается в кристалл. Название «карапулька» переводится как «превращенное в кость (или твердую субстанцию)», то бишь совсем к любимой нами картошке не относится. На языке кечуа название этого овоща довольно труднопроизносимо: «ам'ка», где звук «к» – это резкий щелчок языка. Разобрались? Карапульку готовят так же, как и фасоль. Долго отмачивают и долго варят. Но каков вкус! Вы пробовали густой суп из хрящиков? Это еще вкуснее! Кстати, перуанцы предпочитают блюда из карапульки нежели из из свежей картошки.

Из всех яств я могла есть только суп из карапульки и камотэ. Последнее – это сладкий, ярко оранжевого цвета овощ, который мы, европейцы, называем сладким картофелем, хотя к таковому он не относится… И дело было не в вегетарианстве. По сравнению с нашими балыком и воблой перуанские вялености на вкус представляют собой редчайшую гадость. Их излишне пересаливают, а сушеное мясо еще и жарят в жире. Мне иногда казалось, что древесина, приготовленная таким манером, была бы намного съедобнее…

Вскоре и Мария присоединилась к нашей дамской компании, но лишь затем, чтобы следить за нами. Она воплощала собой столп терпения к нашей медлительности. Лишь изредка высказывала она печальное мнение о том, что если ей надлежит попасть в ад, то там случится хоть какое-то облегчение: черти и те справляются с котлами быстрее.

– Это правда, что белые люди любят поклоняться тряпкам? – капризным тоном иногда спрашивала она меня.

– В каком смысле? – недоумевала я.

– Пишут знаки на кусках материи, таскают их с собой и даже встают перед ним на колено…

– А! – догадалась я. – Знамя… Это очень важный элемент военного формирования. Хоругвь…

– Какое варварство! Я слышала, они даже целуют эти полотнища…

– Да, во время принесения клятв или…

– Как женщины!.. Уж-жас-с!

Дальше Мария не слушала мои объяснения. Она оскорблено отвернулась, давая понять, что столь примитивный вид человеческой расы недостоин ее внимания. Меня это вполне устраивало.

Фернандо и Хосе с пастухом занялись гужевым транспортом. Энрике пытался встряхнуться и вспомнить, что же произошло вчера у «гостиницы». Он почесывал ершистый подбородок, усердно пережевывал кусок копченой свинины, посматривал на небо и что-то ворчал себе под нос. Его оттопыренные уши весьма заметно вторили движениям жилистых скул, чем придавали еще большую комичность всему его подергиванию и беспокойству.

Фаго, как он позднее объяснил, беседовал с местными духами. Он развел неподалеку костер, маленький и дымный, грел над ним руки и гладил ладонями свое лицо. Будучи ваманом, Фаго представлял каждого из нас местным «хозяевам», уверяя их в том, что мы не желаем брать «запрещенное» и разрушать «неприкасаемое». В целом, он исполнял роль нашего адвоката перед силами, в существование которых я не верила… Пока еще не верила.

Освальдо ухмылялся, попыхивал сигарой, похлопывал мулов, озирался то на спутников, то на проводников, то на древнюю дорогу, по которой нам предстояло пройти. Как ни странно, его занимал Хосе. Лично шаман никогда не обращался к нему, но всегда поглядывал на те места, где молодой человек проявлял свою тягу к творчеству. Он рисовал! Вернее, подражал неолитическому искусству, вырезая смешные фигурки на мясистых листьях туны. Вероятно, Освальдо проверял, не рисует ли Хосе забавные карикатуры на серьезного вида спутников.

Кстати, о туне. Изумительное растение! Кактус. Он воплощает в себе восхищение и омерзение одновременно. Начнем с фруктов, произрастаемых на краях его полуметровых лопастей. Вкус – неописуемый восторг! Помню, я съела целый пуд его освежающей мякоти до того, как предупредительный Энрике, скабрезно краснея, выдал мне справку: