Наталья Ключарёва - Мелик-колдун

Издалека доносился голос Ники. Он пружинил и подскакивал, как теннисный мячик. Льву стало нехорошо. Офигеть, какие все бодрые. Уже готовы куда-то бежать, на что-то смотреть, с кем-то говорить. Лично ему хватило ночного приключения. И надолго ещё хватит. Больше ничего не влезет. Задраить люки и лечь на дно. Под простыню.

– Не, он не пойдёт! Опять уснул! – крикнула Малявка.

– А я пойду, и мне мороженое купят, – повторила она, как будто опасаясь, что эта важная информация пролетела мимо него.

Если бы Ника пришла сама, села на кровать, стала уговаривать, обещая горы золотые или хотя бы мороженое… Но для неё это была слишком медленная история. Она уже выпила свой утренний кофе и разогналась. С таким же успехом можно ждать, чтобы стрела, пролетевшая полпути до мишени, вернулась на тетиву.

– Идём скорее!

Голос Ники отодвинулся ещё дальше.

– Идууууу! – завопила Малявка, выскакивая из домика.

– Бедный маленький львёнок останется без мороженого и без моря! – радостно пропела она уже на веранде и от души хлопнула дверью.

Простыня подлетела от сквозняка и снова опустилась Льву на лицо. И тут он понял, что ничего не выйдет. У домика были слишком тонкие стены. Получалось примерно как лежать в палатке – ничего не видишь, но всё слышишь. За одно это Лев ненавидел походы. И за многое другое тоже.

Звуки внешнего мира бесили пестротой и наглостью. Хотелось убавить громкость и отключить стереоэффект. Если бы Льву задали описать это в сочинении, то перед каждым глаголом пришлось бы ставить слова-усилители, вроде «оглушительно, ошеломительно, омерзительно». Последнее – про булькающее квохтание – кажется, индюшачье.

Леонид – их учитель литературы, напалмом выжигающий лишние слова – вернул бы такую работу гневно красную от зачёркиваний.

"Определения и наречия – это разжижение мозга. Костыли для тех, кому нечего сказать".

Лев принялся прореживать своё описание реальности, оставляя только глаголы и существительные. Это его даже немного успокоило.

Мычали коровы, голосили петухи, стрекотали цикады, рычали машины, журчала вода, смеялись люди, ругались куры, мяргал кот, всхрапывала свинья.

Много было и неопознанных звуков. Нечто вздыхало, жужжало, свистело, ухало, шлёпало, гудело, скрипело, топало, хрустело… приближалось… приближалось!

Льву стало невыносимо не видеть, что происходит, и он судорожно сдёрнул с лица простыню.

На пороге покачивалось невысокое привидение с загорелыми босыми ногами, по которым стекали ручейки крови.

– Добро пожаловать в Абхазию, – произнесло оно мальчишеским голосом. – Куда сгружать бельё? Ау? Ты на правой кровати или на левой?

– Это смотря откуда посмотреть, – просипел Лев, точно у него случилась скоропостижная ангина.

Привидение шагнуло к Малявкиной кровати и эффектно сдернуло с себя белый саван. Точно собиралось раскланяться. Внизу оказался саван в цветочек, похожий на пододеяльник. Когда привидение выпуталось из второго слоя, оно оказалось тощим мальчишкой с наволочкой на голове. Наволочка тоже полетела на кровать.

– Доставка чистого белья. Распишитесь в получении. Где заблёванное? В машинку суну, пока свет есть.

Мальчишка заглянул под кровати и за шкаф.

– Ау? Меня не предупреждали, что ты глухой. Или с задержкой? Ну, дело житейское!

Он выскочил на веранду, заскрежетал чем-то тяжёлым и издал победный клич.

– Нашёл! Под кресло запихали!

Почти в ту же секунду где-то заурчала стиральная машинка, а бывшее привидение вернулось и стало застилать Малявкину кровать с проворством опытной горничной. Лев подумал, что надо, наверное, что-то сказать, но мальчишка уже плюхнулся в кресло на веранде и, изогнувшись, как йог, стал слизывать с ноги кровь.

– Комары тут просто тигры, – сообщил он в приоткрытую дверь. – Подкрадываются бесшумно и жрут до кости. Никакого тебе городского писка. Мол, я лечу, сейчас укушу, будьте морально готовы… Нет. Эти работают молча. Как настоящие абреки. Чик – и жертва истекает кровью на цветы рододендрона…

– Артём! А-а-артём!! – громыхнуло откуда-то из тропических зарослей, окружавших веранду. – Гостей не пугай. Сейчас убежит обратно в аэропорт.

– Ладно, па! А ты чего там шаришься?

– Телефон где-то тут жужжал. В клумбе.

– Может, это шершень был?

– Что я совсем дурак, по-твоему?

– Не совсем. А в какой клумбе-то? Из старого холодильника?

Мальчишка юркнул под перила, и Лев увидел, как заколыхались огромные листья, блестевшие, будто их покрыли лаком.

Он снова натянул на лицо простыню. Внутри белой пустоты было тесно и уютно, как в яйце.

Оказавшись в укрытии, он вдруг почувствовал, что улыбается. И судя по тому, как устали щёки, улыбается уже давно.

Глава шестая, где по саду бродит призрак дедушки, а палец Артёма обходится в две свиньи

– Артём! А-а-артём! Где мой телефон?

– Я не пастух твоего телефона!

– Мы же его сейчас нашли, или мне приснилось?

– Мне это тоже снилось. Но потом я ушёл.

– Зачем ты ушёл, а, Артём? Вот из-за этого всё и…

– Как зачем? Кирпич закинуть.

– Какой кирпич, я тебя умоляю…

– Это я тебя умоляю, па. Кирпич на провода, чтоб ток шёл. А то стиралка сдохнет.

– Да знаю я. Не первый день живу. Только, где мой телефон, не знаю.

Говорили где-то в глубине джунглей, окружавших картонный домик. Лев слышал каждое слово так отчётливо, будто Артём и его странный «па» стояли прямо над ним. Он по-прежнему прятался под простынёй, но лежать уже надоело, и Лев сидел на кровати, раскачиваясь внутри своей белой скорлупы.

Насколько же переносимее становится жизнь, когда никто не торопит, не кричит, как погонщик верблюдов "скорей-скорей, опаздываем". Когда можно дать скорлупе самой треснуть и выпустить тебя во внешний мир.

Правда, такое счастье выпадало крайне редко. Видно, сегодня Ника не захотела портить начало отпуска несовпадением их скоростей. Обычно ей всё-таки приходилось замедляться, а ему ускоряться, чтобы выйти куда-то вместе. И сейчас Лев чувствовал большое облегчение. Но и обиду, конечно, тоже.

"Ушли, бросили. Неужели сложно подождать? Просто я им не нужен…"

Привычные мысли катились по привычным рельсам, как поезд игрушечной железной дороги, но Лев их почти не слушал. Гораздо интереснее было прислушиваться к тому, что происходило вокруг.

– Артём! А-а-артём! – гремел разбойничий голос.

– Да тут я, тут, – отвечал мальчишка откуда-то сверху. – На груше.

– Что делаешь?

– Да опять кирпич закидываю – слетел.

– Ты не забыл? Ты помнишь?

– Что ты меня любишь? Конечно, помню.

– Попробуй только забудь! Я схожу вниз. Может, у Мадины телефон оставил.

– Ты к ней не ходил сегодня.

– Точно?

– Точно.