Константин Амур - Континент. От Патагонии до Амазонии

– Это мы, опохмели нас, трубы горят! – хриплым каркающим голосом возопил Кирилл.

– Подождите в прихожей, – ответил ему архитектор. – Сейчас чего-нибудь найду.

Он долго рылся у себя в кладовой, позвякивая посудой, пока не вынес нам запыленную бутылку с выцветшей этикеткой.

– Мог бы что-то более привычное глазу презентовать, – сварливо заметил мне мой друг, когда мы под непрекращающимся ливнем возвратились ко мне в жилище.

– Вот, ведь, дерьмо какое дал нам! – возмутился Кирилл, отхлебнув из бутылки.

Напиток никак не хотел усваиваться и лез из горла вон, как мы не пытались.

Устав, вылили его прочь и, наконец, уснули.

Уже в полдень нас разбудил стук в дверь.

На пороге пристройки стоял сын графа в той же простецкой кофте.

– Я ночью вам по ошибке не ту бутылку дал, – неуверенно произнес Иоахим. – Верните ее мне обратно, я вам дам очень хороший виски.

– Мы его вылили, потому что пить было невозможно, – хмуро ответил ему мой друг.

– Как вылили?! Это очень редкий и дорогой ром, которому больше века! – запричитал граф. – Его пьют только с устатку бавленным, тогда и проявляются его тонкие, ни с чем не повторяющиеся фруктовые нотки!

Архитектор был сражен постигшим его горем, уйдя с поникшей головой. Ссутулившись, он шаркающей походкой побрел к себе на гору, покуда видеть его мог.

Я решил по совету моих соратников совершить вылазку в Санкт-Блазиен, старинный тихий городок, лежащий в горах Южного Шварцвальда на расстоянии пятнадцати километров от Тодтмоса. Вообще то там мне было назначено посещение ближайшего праксиса стоматолога по страховке, но я решил совместить приятное с полезным.

Санкт-Блазиен стал известен в Германии своим бенедиктинским монастырем, основанным еще в XI веке и пристроенном позже католическим собором. Сама обитель с многочисленными зданиями с XIX века по прямому назначению не использовалась. В ней с 30-х годов ХХ века находилась иезуитская школа-интернат для отпрысков из привилегированных семейств, а также ресторан и пивная для туристов.

Из более поздних памятных мест этого поселения представляло интерес кафе «Максим». Кто дал ему такое название народная молва не припомнит, но посещали его только эмигранты из стран Восточной Европы, проживавшие недалеко или приехавшие встретиться с коллегами по надобностям. Это было место с криминальным душком. Все посетители, находившиеся внутри, от мала и до велика, были одеты в черные кожаные куртки разных фасонов. Каждый сидел в своем углу или парой что-то тихо перетирали между собой, кидая быстрые взгляды на проходившего мимо какого-то мутного чужака. В предвыходные дни, как мне рассказывали сведущие люди, при большом стечении специфической публики, зачастую под воздействием крепких дешевых напитков, происходили спонтанные инциденты. Тогда между представителями различных группировок вспыхивали драки, переходившие в тотальный мордобой всех со всеми. Круша мебель и зубы оппонентов, а то и выбрасывая последних через витрины на улицу, пацаны оттягивались на славу.

Немецкая полиция, дежурившая в такие дни снаружи в автомобиле, в перепетии битв не вмешивалась. Умудренная жизненным опытом, она полагала, что все образуется и так, раз жалоб не поступало.

Бойцы трезвели, скидывались на очередной ремонт временно закрытого заведения, и вскоре все повторялось снова.

На набережной Веры, облицованной в каменные плиты с коваными ограждениями, где я прогуливался после кафе, невольно остановился.

Вода горной реки обладала абсолютной прозрачностью, на ее дне на глубине несколько метров были видны все камешки и плавающие крупные форели.

На пробу я кинул кусок бутерброда, к которому тут же метнулась пролетающая мимо чайка, а на поверхность за добычей выскочила рыба весом в несколько килограммов, оказавшаяся проворнее.

После визитов к врачу и мафиози я заглянул в монастырскую пивную, расположенную в глубоком сводчатом подвале.

К дубовому столу, за который я присел, подошел тучный монах в черной рясе с тонзурой на макушке и степенно принял мой заказ.

– Такси заказать не желаете? – спросил он меня.

– Успеется, – беспечно махнул я рукой.

– Потом затруднения будут с уточнением адреса вашей доставки, – невозмутимо произнес затворник. – Пиво у нас вкусное и крепкое, молодые иностранцы меры не знают.… Уже были прецеденты. В подвале прохладно, а наверху жарко, голову напечёт.

На улице действительно стояла летняя жара.

Прислушавшись к дельному совету, я заказал экипаж и с нетерпением приложился к литровой кружке. Пивцо оказалось превосходным и высокого градуса. Особенно поразил меня сорт «доппель бок», доходивший до 13% спирта, совершенно по вкусу не чувствовавшихся.

Немудрено, что к порогу родной избушки в Рютте меня привезли в помрачении рассудка и с провалами в памяти.

В немецком обществе издавна сложилась общепринятая мораль и в соответствии с ней устойчивая модель поведения индивидуума в различных ситуациях. Это относилось и к праздному времяпровождению на приеме, или как теперь принято говорить на парти́, играющем определенную роль в сплачивании интеллектуального коллектива учебного и научного учреждения.

Так или иначе, на нем надо было находиться вменяемым и не поминутно падать. Русскому человеку, как более продвинутому, нежели европеец, в вопросах пития, местные дозы казались смехотворными. Хотя не будем обобщать всем немцев поголовно, приходилось встречать незаурядных персон и в этой области.

Появляясь на приеме, я первым делом с разрешения хозяев квартиры или дома посещал гостевой туалет, как правило расположенный рядом с прихожей. Там я оставлял под крышкой унитаза или в стенном шкафу сосуд с водкой, замаскированный под какую-нибудь бытовую жидкость, незаметно принесенный в рукаве или под курткою. Затем уже снимал свою верхнюю одежду и присоединялся к остальным участникам мероприятия. Водка мною приносилась из-за весьма скудных доз на каждого участника партии, на два пальца на дне стакана, не более, да и то на весь вечер. Выпить больше не разорило бы принимающую сторону, но сразу выделило бы желавшего еще из общей массы алкашом и пьяницей.

Неторопливо отхлебывая в туалете от резервного запаса, ты совершенно не стеснял окружающих, полноценно отдыхая наравне со всеми.

– Налить тебе еще? – заговорчески подмигивала и спрашивала меня какая-нибудь дама из назначенных виночерпиев, провоцируя на моральное разложение.

– Что вы, и это не осилить, – отвечал я ей, давно выпивший свою пайку и подменив ее водой. – Боюсь, завтра будет болеть голова.

– Какой воспитанный молодой человек, – слышал я шепоток за спиной, стараясь держаться вертикально.