Дмитрий Кругляков - Философия приключений. Сборник рассказов

За все время, что мы ехали обратно, я сделал не более двух-трех снимков, потратив львиную долю времени на улавливание линии разговора, который велся на английском языке, тем более что словарный запас Горина, как звали водителя, был намного шире моего. Иногда я просил его перейти на хорватский, но Горин по национальности был серб, причем переехавший жить в Хорватию после войны, поэтому его хорватский изобиловал сербскими словами, что по сравнению с английским было еще более худшим вариантом. В этих случаях мы переходили на жестикуляцию.

Тем не менее мне удалось узнать много нового, хотя это не то слово, которым можно описать виденные мной руины домов и церквей, бескрайние кладбища, утыканные однотипными черными крестами, места кровопролитных сражений и зверств сербов, вырезавших целые селения. Горин был объективен в своих суждениях, не обеляя сербов и не черня хорватов, все-таки признавая, что сербы отличались крайней жестокостью. Он показал мне поле, на котором сейчас колосилась пшеница, а тогда проходила передовая линия обороны. Увидел я и танк, наш советский Т-54, в центре одного из сел, который стоял, обратив дуло пушки в сторону Сербии, как напоминание о минувшей войне.

Проезжая Вуковар (Vukovar) Горин обратил мое внимание на здание музея, ныне сильно разрушенного, в котором хранятся местные археологические находки времен каменного и бронзового веков, в том числе знаменитая керамика с характерным выемчатым орнаментом, заполненным белой пастой на черном фоне. Самой известной находкой является ритуальный сосуд в форме стилизованного голубя, датируемый 2800—2500 годами до нашей эры, который сейчас находится в Археологическом музее в Загребе, а также изображен на денежной купюре в 20 кун.

Из рассказа Горина я узнал, что после войны на территории Славонии осталось очень много минных полей, которые из-за отсутствия средств до сих пор не могут разминировать, поэтому, учитывая это, а также отсутствие достоверной информации о местах их расположения, тут следует путешествовать с предельной осторожностью. Отметил он и то, что по сравнению с другими районами Хорватии, например, той же Истрией или Далмацией, в Славонии самая низкая в стране заработная плата и самый высокий процент безработицы. Не говоря уже об отсутствии субсидий на восстановление разрушенных зданий или хотя бы на их элементарный косметический ремонт. А что касается дней минувших, то Горин счастлив лишь оттого, что в дни войны был мал и в ней не принимал участия. Расстались мы на автовокзале, напоследок крепко пожав друг другу руки. У него был следующий рейс в Илок, а я отправился к кассам приобретать билет до Загреба.

В оставшееся время я планировал совершить небольшую прогулку по Осиеку, но, отойдя от касс, решил прежде заглянуть на железнодорожный вокзал, находившийся рядом, всего в нескольких шагах. Ничего нового для себя я там не обнаружил, обычное ничем не примечательное здание, каких много в российской глубинке. Однако, просматривая расписание поездов, я обратил внимание на одно из них, которое заинтересовало меня возможностью добраться до Вараждина часикам к шести вечера, сделав при этом всего лишь одну пересадку в Копривнице (Koprivnica). И автобус, и этот поезд отправлялись из Осиека практически в одно и то же время, с небольшим перевесом в пользу последнего. Все бы ничего, но на руках у меня был уже купленный автобусный билет, а терять еще восемьдесят кун после неудачной поездки в Илок было бы слишком накладно.

Тем не менее желание добраться до Вараждина, который так расхваливала Оливера, а также прокатиться на поезде было так велико, что я вновь вернулся на автовокзал и предпринял попытку сдать свой билет обратно. Объясняться пришлось долго, начиная с вопроса о гипотетической возможности вернуть билет и заканчивая взыванием к гуманизму и соблюдению прав человека. В результате дежурная по автовокзалу, забрав у меня билет, молча удалилась. Заволновавшись, я попытался заглянуть в окошко и определить, куда же она скрылась. Но та вскоре вернулась и протянула мне деньги, которых оказалось кун на семь меньше. Отнеся это к издержкам производства, я быстро направился к железнодорожным кассам, где приобрел билет до Вараждина, после чего отправился гулять.

На сей раз утруждать свои ноги я не стал, а воспользовался трамваем, на котором проехал через весь город, выйдя на остановке возле лесопосадки в паре кварталов от центра. Такой маневр был неслучаен. Я надеялся, что, зайдя с тыла кафедрального собора, который доминировал над городом, смогу обнаружить неприметные улочки с исторической застройкой.

Заметив сверкнувшую гладь Дравы (Drava), я спустился к берегу, но, кроме иссохшего, заросшего осокой, русла некогда полноводной реки да бескрайне-пустынного противоположного берега, ничего интересного не увидел. Пройдясь по набережной и осмотрев застройку жилых кварталов, чьи жестяные крыши были выкрашены в темно-коричневый цвет, я направился к кафедральному собору.

Он был выстроен из красного кирпича в классическом готическом стиле, а его фасад украшали скульптуры мифических животных. Следующим моим открытием стал деревянный купол одной из церквей, придававший каменной конструкции некую оригинальность.

Еще раньше, когда только готовился отправиться в Славонию, я изучал карту-схему Хорватии, на которой интересные в туристическом плане города обозначались силуэтами тех достопримечательностей, благодаря которым они получили свою известность.

Так, Осиек изображался в виде площади с колонной, тем не менее, обойдя, как мне казалось, практически весь центр города, я нигде не увидел ничего подобного. Пришлось обращаться за помощью к местным жителям, которые объяснили мне, что она находится на территории крепости Тврда (Tvrda) совершенно в другой части города, причем минутах в десяти ходьбы от того места, где я в тот момент находился. Учитывая, что до отправления поезда оставалось чуть больше часа, мне следовало поспешить, однако не зря говорят, что «близко, когда знаешь».

Каждый новый встречный убеждал меня, что осталось пройти еще немножко, а я все шел и шел, временами поглядывая на часы. Перебежав дорогу с трамвайными путями, я очутился на утоптанной дорожке городского парка, ведшей вглубь к берегу Дравы, но, дойдя до непонятно откуда взявшегося там ручейка, свернул вправо, перебрался через мостик и метров через сто вышел к беленым известью зданиям, внешне напоминающим казармы. Эту ассоциацию усиливал характерный для сторожевых будок орнамент, нанесенный в углах, в виде чередующихся черных и белых косых полос. На заднем плане виднелись купола церкви.

Контрольное время, которое я сам себе назначил, истекло, но отступать не хотелось, интуитивно чувствуя, что крепость где-то рядом. Отбросив последние сомнения и рискуя опоздать на поезд, я устремился по одной из мощенных булыжником улочек в сторону церкви, петляя по дворам, и внезапно оказался на площади Св. Троицы с колонной, воздвигнутой в 1729 году в память о жертвах чумы.