Игорь Саврасов - Собирание игры. Книга третья. Петушки-Зазеркалье

Савве почудилось, что он оказался в полном окружении офицеров ГРУ и нужно сдаваться.

– Чего онемели? Скучаете там, небось, на даче… Знаю, знаю… Всё знаю!… Дельце у вас забавное , новое… Но ехать нужно обязательно! И скоро! В период с 16 по 23 августа. Именно! И непременно в Опатию, город-курорт в Хорватии… Да, да… Ваши сны! Эти сны, знаки и купили уже вам билет тудой-сюдой и отель. Через пять минут вышлю на электронную почту… Да нет… Я же говорю: командировка… За счёт фирмы, ха, Матрицы моей… Да что же это!… Перестаньте… Это не солидно, в конце концов! Вы же дали мне денег… Вот и как раз… Ха-ха! Да мне не нужно вознаграждение такого рода… Денежное… Мы за Игру берём Игрой ! Кто мы? Мы – Собиратели Игры… Потом, потом… Ах, да… Последнее: увидите Её – сразу мне позвоните!

Сломался твой сочинительский кураж, Савва Черский! Придётся прервать эту «беременность»…

Суть разговора с «Кащеем» он бестолково, сбивчиво и несколько раздражённо рассказал Григорию. Тот тоже, однако, почувствовал себя в окружении… Тайн… «Однако!» – удивлённо воскликнул он. Но негромко, опасаясь огласки или сглаза. «Хлои-Млады» из снов-видений друга ещё более убеждали его в существовании связи…, нити…, нет – цепи между Арецким и Андреем Петровичем Цельновым. Правда, когда он ещё раз высказал эту крамольную мыслишку Савве, тот только равнодушно пожал плечами. Он очень расстроился более не тем, что его вынуждают «прерывать сочинительскую беременность», а тем, что он собирался с Алинкой именно с 16-го августа ехать на курорт! Путёвки куплены, с теми, кто присмотрит за их матушками, есть твёрдая договорённость! Эх… Она обидится… Ему всегда некогда и она всегда подстраивается под его планы…

– Брось! У тебя замечательнейшая жена! Объясни! – по-пацански надеясь «разрулить» этот якобы простой вопрос, говорил Гоша – Поймёт… – но тут же (как большой и настоящий писатель!) предложил сочинить «ход» – Нет! Раз уж нас «окружают офицеры ГРУ», будем искать выход… Таак… Вот! Блюдо «по-резидентски»: тебе позвонили из… Загреба. Там конкурс молодых… музыкантов. Именно в эти дни… Заболел почётный глава жюри… Просят тебя прилететь… Умоляют! Уже оплатили! И гонорар обещают!

– Давай-ка скромнее… ври… Сочиняй… Впрочем – «внушает»… – задумался Черский, – Пусть едет одна… Сейчас одна… Но! В декабре вдвоём… хоть на Гавайи, хоть на Карибы…, хоть… Зуб даю!

Они прогулялись по лощине. Поплавали в море. Ах, это полночное купание! В основном молчали, изредка обменивались репликами… Молча поднимались наверх, домой. Каждый думал о своём… Спустившаяся ночь располагает к тишине, к созерцательности, к ощущениям чего-то вечного…

Видимо там, наверху, далеко в космических туманностях, есть нечто такое, таинственное и воистину «возвышенное», что спускается к людям только ночью, одаривая покоем. Обнимая, точно что-то очень дорогое и нежное, но спрятанное в течении дня глубоко, про запас, «на потом»… Все потом, всё потом… Ведь днём следует трудиться, да с по́том… Трудиться-суетиться…

Мужчины смотрели на светящийся «овальный кабинет» наверху. Свет там не был погашен, а поднявшийся (вдруг!) ветер выбросил из открытых окон бело-голубые шторы. Серебристая крыша в купе с этим «кабинетом» напоминали собирающийся приземлиться в ущелье НЛО. Или нет! Крыша-птица, исполинская, держащая в когтях этот светящийся эллиптический цилиндр, словно собиралась сбросить его в чернеющую грозовой тенью лощину. Да – собиралась гроза! Та – Булгаковская! Вот уже молнии-стилеты блеснули. Да – как убийца из-за угла!

А может это мессир Воланд, друг всех начинающих и погибающих Мастеров подлетел? На помощь! Может и так… По крайней мере иногда парящие шторы очерчивали двойную «В» – «W».

Друзья еле успели забежать в дом, закрыть окна. Огненные небесные мечи яростно резали мглу, а грохот грома напоминал людям, кто здесь хозяин !

Улеглись спать друзья уже в третьем часу ночи, а проснулись в девять, бодрые как в двадцать лет. Соревнуясь и дурачась, они сбежали по лощине вниз, к самому краю воды. Григорий-«Кит» тяжело дышал. Понятно: такая масса!

– Ты ещё вполне, «Китёнок»! Чуть не обошёл меня…

– Нууу… Хочешь притчу?… В двадцать лет пил, гулял всю ночь, а на утро свеж, точно и не пил, и не гулял. В сорок – пил, гулял всю ночь, а на утро видно, что и пил, и гулял. А в шестьдесят – не пил, не гулял, спал восемь часов… А утром такой видок, словно и пил, и гулял… Ха! Посвящаю твоему юбилею… Повторю на нём! Ха-ха…

Китаврасов плескался в воде радостно, как пока не обязанная ничем и никому «золотая рыбка». «Умеет быть радостным! Детёныш человеческий… А ведь должности имеет… И «вес в литературе»… Как и я – во всей этой суетой гражданско-социальной хлопотне-официальщине… Эх!…»

Завтракали в кухне, на первом этаже дачи.

– Нет, ты мне всё-таки скажи… Вчера ты поначалу был, Савва, как-то… э… напряжён… О Чехове что-то говорил… О чём ты? – серьёзно спросил Григорий.

– Да… Так… – лениво начал Савва Арсеньевич, но тут же вскинул пытливый взгляд на Григория Фёдоровича – Гипотезы… Две… Первая: Антон Павлович предчувствовал не просто смерть, а как его повезут в вагоне «Для устриц»… Футляры! И он – в капкане… Второе: зачем, когда пришёл, наконец, успех, тащиться на Сахалин? Одному! Что он искал ? Чем был недоволен? Скажу: его терзали «одиссеевы страсти»!

– Вполне убедительно… Ты – прирождённый литературовед! Ты и раньше… А эти твои соображения… в прошлый раз… Очень неслабо. Я думал над ними… Я о «Мастере и Маргарите», о «Двенадцати стульях» и «Золотом телёнке»… Да, действительно, Булгаков, особенно в начале романа стилизует текст «под Ильфа и Петрова»… Кто на кого так влиял? Я не думаю – «подражал» или «вместо кого»… Команда в «Гудке» была ведь сильнейшая: Булгаков, Ильф, Петров, Катаев, Паустовский… Трепались, конечно… Обменивались…

«Да, да… Обменивались… «Железнодорожники» легко могут заменить «садовников»… Хм…» – подумал Савва, вспоминая и анекдот, и свои «поезда» в прошлом… И в будущем …

– Мне думается одно: Михаил Афанасьевич более повлиял на Иехи́ела-Лейба Арьевича Файнзильберга (Ильфа) и прочих, чем наоборот.

– Я об этом же говорил…

Затем они играли в шахматы, настольный теннис, волейбол. «Китёнок» везде, кроме шахмат, проигрывал Саввику, но ничуть не расстраивался. Он и тут играл ради Игры, совершенно не заботясь о результатах. Думается и писал он также. Свободно, заботясь лишь о творческих «выигрышах» и «радостях». «Особенно «отвязанным» был его последний роман… И лучшим…» – так считал Черский.

Потом Савва играл, а Гоша приготовил таакое жаркое, какое умела готовить только бабушка Черского. Она ловко «переплюнула» в этом женщин рода Гольдбергов, хотя и научилась у них.