Юлия Панина - Одна в Америке

– Пойдём, я покажу тебе ванную и твою комнату, – позвала её Грэйс.

Проходя мимо кухни, Грэйс мимолётно бросила:

– Здесь у нас кухня.

Из кухни они свернули налево, в небольшой коридор, из которого выходили две двери: одна в ванную, другая – в спальню Керри и Грэйс.

– Вот ванная, твои принадлежности, – показала Грэйс и, помолчав, добавила воспитательным тоном: – Мы принимаем душ каждый день.

Это тоже прозвучало как указание, но Ирина была рада ознакомиться с правилами семьи сразу, чтобы не выглядеть на фоне обитателей этого выскобленного домика белой вороной.

– Теперь пройдем в твою комнату, – продолжила Грэйс.

Они вернулись в кухню, прошли через заднюю дверь и очутились в небольшом коридорчике. Здесь отчаянно работала стиральная машина, издавая гулкие неприятные звуки. Рядом с ней теснилась молчаливая сушилка.

«Джонсонов не было дома часов пять, а стиральная машина работает?..» – удивлённо подумала Ирина, но промолчала.

Грэйс протиснулась через узкий проход и открыла дверь в крошечное помещение, которое, по всей видимости, было техническим и где ранее, судя по всему, законно проживали обе машины. Теперь же комнатёнку переоборудовали под спальное место, выдворив стиральную машину с сушилкой прямо в коридор. На их же место поместили компактное раскладное кресло и тумбочку. Проходившие в углу две железные трубы должны были заменить гостье вешалку для одежды – на них кто-то с видимой заботой и аккуратностью развесил аж около двадцати плечиков из толстой проволоки.

Техническое помещение не предполагало наличия стандартного окна – благо, что здесь вообще было хоть какое-то окно, пусть даже маленькое, убогое, под самым потолком. Благодаря ему в комнатку попадало немного солнечного света.

– А вот и твоя комната, располагайся, – проговорила Грэйс. – Здесь можешь развесить свою одежду. Переодевайся, отдыхай, обед будет готов через 40 минут.

Она улыбнулась как ни в чём не бывало и пропала.

Ирина ещё раз обвела глазами своё странное обиталище и устало опустилась в кресло.

«Хорошо ещё, что сюда вошло кресло, – саркастически заметила она, – могли бы и вовсе на полу уложить. Как им вообще разрешили взять студента по обмену? У них что, нет никаких требований к принимающей семье? Тут даже шкафа нет. Сами-то бы попробовали пожить в этом ящике! – возмущению не было предела. – Поселили в кладовке, практически без окна, вдали от американской цивилизации, в настоящей *опе. Что я здесь буду делать целый год???»

Ирина закрыла лицо руками. Ей хотелось рыдать. Мысли путались, мозг отказывался поверить в увиденное. Впервые в жизни она почувствовала невероятную жалость к себе. Хотелось зареветь, позвонить домой и пожаловаться маме о том, как все её надежды рухнули и как ей невыносимо плохо и одиноко. Ей казалось, что она неожиданно очутилась за стеклянной стеной, где её никто не слышит, не чувствует, не понимает.

Однако времени на страдания не было. Обед будет через 40 минут, и Ирина должна выйти на всеобщее обозрение улыбающейся.

Встряхнув головой и стиснув зубы, Ирина начала распаковывать чемодан. Понятные ритмичные действия успокаивали. Одну за другой она развесила свои вещи на плечики и вдруг остановилась, внимательно оглядывая знакомую одежду. Здесь, в этой чужой, холодной комнате, вещи показались ей необъяснимо родными. Будто близкие друзья последовали за ней в далёкую ссылку. В сердце защемило – это был первый привет от Родины, который она ощутила со всей остротой.

Навернулись слёзы, но Ирина слишком хорошо понимала: плакать нельзя! Объяснять покрасневшие глаза она не собиралась – это было слишком унизительно и, как ей казалось, бесполезно. Поэтому насухо вытерев лицо, Ирина поспешила в душ.

Вскоре позвали к столу.

На обед Грэйс приготовила в духовке мясо с овощами и большую чашку зелёного салата с помидорами черри.

– Представляешь, Ирина, – голосом, полным восхищения, говорила Энджел, – Грэйс вырастила эти овощи сама! На заднем дворе нашего дома.

Грэйс довольно улыбалась. А Керри смотрел на жену с благодарностью.

– Да, мы отличаемся от других семей в Бьютт-Фолсе. Почти никто ничего здесь не выращивает, – поделилась с Ириной Грэйс. – Все предпочитают закупать овощи в супермаркетах. И я их прекрасно понимаю: не надо вставать в шесть утра, чтобы поливать грядки, не надо ничего сажать, пропалывать. Гораздо проще купить всё готовое. Ведь любое растение требует человеческого труда.

– Непосильного, я бы сказала, – вставила Энджел. – Я бы, например, ни за что на свете не смогла вырастить ни одного овоща. – Она засмеялась.

Грэйс согласно кивнула и продолжила небольшую лекцию о тяготах сельского труда.

Ирина поймала себя на том, что сидит с приклееной улыбкой и согласно кивает. Однако внутри она совершенно не могла взять в толк – чем они восхищаются. Ведь у Ирины дома, в России, каждая вторая семья имела свой огород и выращивала наверняка в разы больше овощей и фруктов, вовсе не считая это героическим подвигом. В магазинах не хватало продуктов, и люди выживали как могли.

«Для нас это – суровая необходимость, – думала Ирина, – а для Грэйс, похоже, предмет гордости перед окружающими».

После обеда все вышли через заднюю дверь во двор, и Энджел с гордостью показала огород Грэйс. Грядка помидоров, ряд кукурузы, две лунки цукини и несколько кустиков баклажан – вот тот хвалёный огород, о котором столько твердили за столом.

Ирина пыталась подобрать слова. На её взгляд, это вообще нельзя было назвать огородом. Какая-то жалкая попытка вырастить горстку овощей для забавы. Героическими усилиями тут точно не пахло. Однако даже небольшой опыт пребывания в американской семье уже говорил девушке о том, что эти люди живут совсем другими представлениями о жизни, а потому ей придется ещё не раз кивать и поддакивать, чтобы не разбивать их сложившиеся мнения своим в корне отличающимся взглядом.

Совершенно осознанно Ирина приняла решение, что не будет вести себя так, как будто «приехала в Тулу со своим самоваром».

– Ну, а теперь, Ирина, иди отдохни, поспи с дороги, – сквозь дымку размышлений услышала девушка.

Слова принадлежали Керри.

Ирина была счастлива снова уединиться.

Оказавшись в своей комнатёнке, она почувствовала себя совершенно без сил.

С трудом разобрав кресло, девушка упала в чистую постель. Её чувства были растрёпаны, сознание – озадачено, а тело – вымотано. Поэтому, как только Ирина коснулась щекой мягкой подушки, тут же провалилась в глубокий сон, который, как в сказке про богатырей, продлился долгих три дня.

В течение этого времени она, конечно, вставала, ходила в туалет, пила воду, но снова впадала в забытьё, не в силах говорить, да и просто держаться на ногах.