Юлия Панина - Одна в Америке

– Я… Я не знаю… Мне нравится у них песня Yesterday и ещё одна Allyouneedislove.

В общем, через 10 минут невнятного блеяния Ирина полностью потеряла уважение Эйприл. Доверительный тон хозяйки сменился на некую смесь высокомерия и презрительного снисхождения. У Ирины было только одно желание – бежать из этого дома куда подальше. К счастью, у Эйприл тоже не осталось желания терпеть у себя незваных гостей, и она быстро нашла причину, по которой ей требовалось куда-то срочно идти.

Оказавшись на свежем воздухе, Ирина на минуту остановилась, чтобы отдышаться. Ей казалось, что она только что побывала на невероятно трудном экзамене, который, несмотря на все старания, всё же с треском провалила.

Сердце бешено колотилось от страха, что она не знает правильных ответов, которые были единственным средством завоевать сердце этой странной девушки – одной из лучших учениц класса, где ей предстояло учиться.

Интересным, однако, оказалось то, что Энджел вела себя так, будто не заметила всей стремительно разыгравшейся на её глазах драмы. Она продолжала о чём-то весело болтать, не обращая внимания на странные остановки и движения Ирины.

«Да, а ум-то у тебя птичий!» – глядя на Энджел, с досадой подумала Ирина.

Ей стало ясно, что откровения с этой сестрёнкой будут невозможны – она просто не сможет понять ни единого переживания, о котором могла бы ей поведать Ирина. И от этого Ирине стало ещё грустнее.

Вернувшись домой, Ирина увидела странную картину: Грэйс лежала на коврике посреди гостиной и невозмутимо качала пресс. Её совершенно не смутило появление девушек, и, не повернув головы на стук двери, она продолжала усердно поднимать ноги.

Энджел легонько толкнула Ирину в бок и показала на дверь своей спальни. Чтобы ненароком не помешать Грэйс заниматься важным делом, Ирина последовала за сестрой.

Плотно прикрыв дверь, Энджел почти шёпотом произнесла:

– Она такая правильная – эта Грэйс. Каждый день делает зарядку. А меня уже который год стыдит, что я не занимаюсь. – Потом вдруг посмотрела Ирине в глаза и добавила: – А я не виновата, что у меня нет силы воли. Ну, не могу я ноги поднимать по тридцать раз, как она. Не могу, и всё. Вернее, не хочу, и всё! – В последней фразе Ирина прочитала накопившуюся в душе Энджел злость, которую та, возможно, не находила, кому выплеснуть. – И вообще – я есть люблю. Ну, ты, наверное, заметила. – На её лице опять заискрилась улыбка, а в голосе зазвучал знакомый оптимизм.

Энджел не умела долго сердиться.

– Я тоже не могу заставить себя делать зарядку, – поделилась в ответ Ирина, а про себя подумала: «Однако воли мне не занимать. Если поставлю цель что-то выучить, то уж костьми лягу, а выучу». И громко вздохнула.

Энджел будто бы обрадовалась Ирининому вздоху.

– Здорово! – почти закричала она. – Выходит, я не одна такая безнадёжная!

Ирине одновременно было и грустно, и забавно наблюдать за непосредственными и какими-то детскими реакциями Энджел. Она ощущала себя совсем взрослой рядом с этой маленькой наивной девочкой, не скрывавшей своих чувств. Если бы только Ирина знала, НАСКОЛЬКО она ошибалась, но правда раскрылась ей гораздо позже. А пока она чувствовала себя взрослой и очень мудрой по сравнению с Энджел.

В гостиной послышалось шуршание и голос Грэйс:

– Я закончила.

– Как кстати, – сказала Ирина, – я хочу тебе что-то показать.

И она побежала в свою комнату. Через минуту Ирина снова стояла рядом с Энджел, спрятав руки за спиной.

– О! Что это с тобой такое? – выпучила на неё глаза Энджел.

Ирина и сама чувствовала, что сияет, как надраенный медный чайник, но ничего не могла с собой поделать.

– Я было подумала, что русские вообще не улыбаются!

– Смотри, что у меня есть! – перебила её Ирина и показала привезённую с собой кассету.

– Музыка? – обрадовалась Энджел. – А вот и мой магнитофон! – Она перенесла магнитофон с комода на кровать. – Это русская музыка?

– Да, это я привезла с собой, чтобы не очень скучать по родине.

– Давай скорее послушаем – мне так интересно! – Глаза Энджел загорелись, но в следующую секунду снова погасли. – Но сначала кассету должен прослушать Керри.

– Что? – непонимающе уставилась на неё Ирина. – А, Керри… Так ведь это песни на русском языке. Он же ничего не поймёт. Какой же толк ему слушать?

– Точно! – опять ожила Энджел. – Давай её сюда.

Она вставила кассету в магнитофон и нажала «Пуск».

Ирина ожидала всего, но не того, что произошло в следующую секунду – внезапно тишину комнаты прорезал звук колокола.

Его появление здесь, в чужом мире, на чужой земле, показалось Ирине совсем неуместным. С каждой секундой он звучал всё отчётливее и смелее, затопляя всё окружающее пространство, подчиняя и захватывая сознание девушки и унося его куда-то далеко-далеко – на родную землю.

Потом послышался знакомый хриплый голос Игоря Талькова:

« Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,

Я тщетно силился понять,

Как ты могла себя отдать

На растерзание вандалам …»

Эту песню Ирина слышала впервые.

В недоумении читая названия песен альбома на цветной вставке из подкассетника, она не находила ни одного, которое могло бы подходить под льющиеся из магнитофона слова.

«РА-ССИЯ», – грянул припев песни.

Подкассетник выпал из рук Ирины, а из глаз вдруг градом хлынули слёзы.

Она будто ослепла, не замечая больше ничего вокруг.

Внезапно её обжёг представший перед внутренним взором зов Родины, устремившей свой луч прямо к её томившемуся от одиночества сердцу.

Эта песня не просто брала за душу, она рассказывала Ирине – кто она и где её место, она давала почувствовать ту самую сокровенную связь, какую, должно быть, чувствуют мать и сын, когда матери приходится провожать сына на войну.

Ирина будто провалилась в раскрывшееся сердечное пространство, и благодарное сердце вылилось наружу обильным потоком столь долго сдерживаемых слёз…

Энджел сидела на кровати не шевелясь, выпучив глаза, не понимая, что происходит.

– Тааак, и что вы тут у нас слушаете? – заглянул в комнату Керри.

Видно, он решил вмешаться в слишком вольное поведение девочек. Но стоило ему увидеть глаза Ирины, он тут же изменился в лице. Всезнающий Керри вдруг растерялся.

Да, да, просто растерялся. Он никак не ожидал увидеть подобную реакцию, и теперь, уже чувствуя себя неловко, как будто вторгся в чью-то запретную зону, он пытался найти вежливый способ покинуть комнату. Но в голову его явно ничего не приходило, и он просто сделал шаг назад и закрыл дверь.

Ирина увидела Керри, но ей было не до него. Её сознание словно парило на неведомых ей прежде высотах. Она жадно впитывала каждую каплю всепроникающей, сильной песни. Словно в её сердечной пустыне пошёл проливной дождь…