Алексей Андреев - Дао подорожника

С бумаги на меня глядел уже с десяток узелков, и тогда я начал соединять их волнистыми линиями, стараясь, чтобы линии подольше шли одна вдоль другой, не пересекаясь. То ли, то ли… То ли что?

За этим занятием и застал меня Виктор, когда вернулся. «Ага, ты времени не теряешь!» – заметил он, взглянув на мой листок, который к тому моменту уже представлял собой картину «Заядлый курильщик, запутавшийся в рыболовной сети». Мне тут же захотелось спрятать мои каракули, и я сложил листок пополам, каракулями внутрь.

–Что случилось с этим человеком? – спросил я.

–Ничего. То есть ничего криминального, о чём мы знали бы. Люди из домоуправления обратились в милицию: из его квартиры вода хлестала, залило подвал. На лето у них горячую отключали, а он, видимо, летом и уехал, кран оставил открытым. Пришлось взломать дверь. Ни документов, ничего прочего полезного не нашли. Только вот эти письма. Меня там вообще не было, если честно. Письма мне участковый прислал. Думал, я по ним хозяина найду. Увы, не нашёл. Как видишь, в письмах никаких дополнительных данных нет. А адрес отправительницы на конверте – почтовое отделение NN, до востребования.

–А где сами картинки?

–А картинок нет, – ответил Виктор таким лёгким и в то же время уверенным тоном, что мне не захотелось переспрашивать. Я взглянул на него, но он, случайно или нарочно, как раз в этот момент повернулся ко мне спиной, убирая письма обратно в сейф. И продолжил:

–…Что в общем и хорошо. Во-первых, это всё-таки чужая личная переписка. А во-вторых, это заразно. Взгляни-ка теперь на мою фотокляксу.

Я последовал совету. Действительно, чёрно-красное пятно, висящее над столом Виктора, показалось мне теперь более странным, чем вначале. Какой-то отвратительный, неестественно скрюченный зверь… Или просто висит боком?

Я нагнул голову влево, но тут же услышал смешок Виктора и обернулся.

–Я же говорю, заразно.

Теперь он смотрел мне в глаза – опять этот острый, тёмный взгляд.

–Впрочем, – он сменил тон на более весёлый, – если хочешь совсем как в сказке о королевском платье, у нас тут как раз есть специалист.

Он вышел в коридор и крикнул: «Михалыч!» В дальнем конце коридора кто-то отозвался басом. «Я домой собираюсь, могу вас подбросить. Едем?», снова крикнул Виктор. Бас ответил утвердительно. Виктор вернулся в лабораторию.

Через некоторое время в приоткрытую дверь просунулась голова маленькой девочки. На мгновение мне показалось, что со мной, как с тем человеком из писем, тоже стали происходить какие-то дикие вещи. В самом деле, не может же девочка говорить таким голосом… Но всё тут же объяснилось: в коридоре загремели шаги, и в дверях появился усатый обладатель баса. Сходство с девочкой выдавало в нём отца ребенка, а погоны – капитана милиции.

–Привет, принцесса! – сказал Виктор.

–Пливет! – ответила девочка, а потом уставилась на меня своими огромными глазищами.

–Избалуешь ты мне ребёнка, Виктор! – Капитан тоже повернулся ко мне. – Прошлый раз он ей невидимый фломастер подарил. То есть это мы с женой так думали, что невидимый. Даже радовались: рисует себе дитё и на обоях, и на полу, и никаких следов. А он, оказывается, только на один день невидимый, а потом проявляется. Утром проснулись, а вокруг, понимаешь, джунгли! Ну и хулиганы вы, ребята!

Хулиганы улыбнулись. Девочка – молча, а Виктор, пряча улыбку, ответил:

–Ну извини, Михалыч! Я и сам не знал. Думал, сломанный фломастер. Ладно, сегодня я ей ничего дарить не буду, только картинку покажу. Гляди, Сашка, какая штука у меня на стенке висит…

Девочка подошла к столу, забралась на стул и, встав на колени, стала разглядывать злополучную фотку-кляксу. После чего заявила:

–Синок!

–Щенок?! – переспросил я.

–Да, синок. Свилнулся и спит.

Виктор, стоявший у неё за спиной, взглянул на меня и только развел руками, как Шива. А усатый капитан захохотал.

Строчки кода поднимались снизу вверх, белые на чёрном фоне. Чесс на миг прикрыл глаза, и на сетчатке мелькнул негатив экрана, словно привет из прошлого. Три года назад картинка была именно такой, в перевёрнутом цвете. Он работал тогда в обычном текстовом редакторе, и чёрные строчки ещё не оконченного романа ползли по белому экрану сверху вниз. Только значительно медленнее, чем ползут сейчас отчёты «Маугли».

Здравствуйте! Это письмо не является рекламой… [МУСОР]

Самый надежный способ увеличить… [МУСОР]

Привет, Чарли. Ты не поверишь, но Мэттью снова… [ВХОДЯЩИЕ]

Удаление волос навсегда! [МУСОР]

Что-то спросили? Он моргнул и огляделся.

Женщина в зелёном пальто. Высокий воротник застегнут так плотно, будто она сидит в зимнем парке, а не в тёплом холле частной клиники. Нижнюю половину лица скрывают два перекрещенных шерстяных уголка, однако по глазам видно, что именно она попыталась заговорить с ним.

К тому же, кроме неё и Чесса, в помещении находился только один человек, какой-то клерк с мокрыми глазами. Но он, как и прежде, напряженно читал «Плейбой», держа журнал в носовом платке, намотанном на руку. На столике перед ним лежала ещё парочка легкомысленных журналов. Странный выбор для такого заведения.

–Простите, не расслышал? – Чесс повернулся к женщине.

–Я сказала, что вам не надо так переживать, – Она говорила в воротник, и голос получался будто из старого радиоприемника. – Всё будет в порядке. Этот доктор уже многим помог.

–Да, я знаю, спасибо. Просто задумался.

Это было правдой – которую, впрочем, никогда не понимали люди, видевшие его в такие минуты. В состоянии задумчивости лицо Чесса приобретало не просто отсутствующее, но какое-то очень трагическое выражение. Уйдя в себя, а потом вернувшись, он не раз был вынужден объяснять свидетелям такого «ухода», что у него никто не умер.

Так и тут. Поездка с Натали к медицинскому светилу в соседний штат грозила сорвать все рабочие планы. Последние тесты «Маугли» нужно было закончить ещё на прошлой неделе. А буквально завтра – сдать почтовый фильтр заказчику. Всю дорогу Чесс глядел в экран и кормил свою программу обучающими выборками из двух архивов: в одном содержалась его собственная коллекция электронного мусора, в другом – личная переписка за два года.

Ради этого они даже поехали на «Грейхаунде». Натали ещё не училась водить, а Чесс не хотел терять два часа драгоценного времени на то, чтобы следить за дорожными знаками и дикими грузовиками.

Автобусом вышло дольше. Но для него, ушедшего с головой в работу, даже сутки могли пролететь незаметно. А уж эти сто пятьдесят минут – и подавно. Вот они берут билет из морщинистой руки кассира в Моргантауне, проходят в пустой салон между рядами серых мягких кресел, Натали что-то щебечет об этих креслах – «похожи на осликов…» – вжик! – и она уже громко кричит своё русское «ой мама!», потому что автобус вылетает из тоннеля на высокую развязку-спагетти с великолепной панорамой Питтсбурга. Серебряной лентой вспыхивает река, и Чесс со вздохом закрывает ноутбук.