Юрий Федоров - Державы для…

Ход мыслей его неожиданно изменился, черты лица выдали раздражение. Федор Федорович заговорил о внимании, которое проявляют западные державы к открытиям русских мореходов.

— Лорд Гинфорд, бывший английский посол в Петербурге, — сказал он, — в свое время не постеснялся организовать похищение копий журнала и карты плавания капитана Витуса Беринга. Документы эти бесценные, — заключил он, — весьма волновали британское адмиралтейство.

Иван Варфоломеевич выразил удивление:

— Столь достойный человек…

— Когда требуется, — возразил Федор Федорович, выпрямляясь в кресле, — британское адмиралтейство не считается с этикетом.

Он рассказал, что Петербург постоянно осаждается иностранными учеными лицами.

— Цель их вояжей, конечно, наука, — и едко улыбнулся. — Но странно, отчеты их скорее напоминают инструкции британскому адмиралтейству к присоединению новых земель!

Федор Федорович назвал королевского историографа по Шотландии доктора Робертсона, побывавшего в Петербурге.

— Сей муж ученый, — сказал он, раздраженно поправляя пышное жабо на груди, — составил описание экспедиции к берегам Нового Света Креницына и Левашова. Прочтя их, трудно поверить, что ученым сим лишь академические заботы двигали.

Федор Федорович поднялся из кресла и энергичным шагом прошелся по комнате.

О миссии в Россию Вильяма Кокса, члена королевского колледжа в Кембридже, он сказал!

— Этот господин, нисколько не стесняясь в средствах, продолжил в Петербурге дело лорда Гинфорда и вернулся домой, собрав все, что только можно было собрать о русских открытиях в океане Тихом. Простодушие наше, российское простодушие…

В комнату вошел слуга, подложил поленья в камин. Огонь вспыхнул с новой силой. Когда слуга вышел, Федор Федорович, сев в кресло, продолжил:

— Уважаемый сэр Джеймс Кук по приказу адмиралтейства открывал многие новые земли в океане Великом, следуя по картам, составленным русскими мореплавателями. И минуты не сумняшись, во владения британской короны вводил.

Живо оборотившись к генерал-губернатору, Федор Федорович спросил:

— Вы понимаете мою мысль?

Иван Варфоломеевич с ответом не спешил. Как ни одичал он в иркутской берлоге, он понял, что скажет далее гость. И не ошибся. Федор Федорович продолжил:

— Всеми силами мы обязаны, как верные сыны отечества, воспомоществовать усилиям наших мореплавателей в освоении новых земель!

Генерал-губернатора смущало одно: хотя и далеко сидел он от Петербурга, а знал, что Сибирь для столицы была только богатым мешком, из которого черпали меха и золото для пополнения державной казны. Люди у трона делились на две группы. Одна, продолжая идеи Великого Петра, стремилась раздвинуть границы России не только на западе, но и на востоке. Вторая же, стоявшая ближе к царице, увязала в борьбе на западных рубежах. События, происходившие в Молдавии и Валахии, Польше и Прибалтике, были постоянным предметом забот, интриг, разговоров и пересудов.

Гость внимательно смотрел на пламя камина. Наконец он отвел взгляд от огня. Вероятно, он сам почувствовал некую недоговоренность, возникшую в разговоре.

— Петербург не станет чинить препятствий в развитии мореплавания на востоке. И вы можете сделать многое для будущего России, для славы и процветания империи.

Иван Варфоломеевич, безоговорочно причислив Федора Федоровича к когорте «птенцов гнезда Петрова», решал для себя вопрос: какая из двух партий большей силой возобладает? Но глаза у генерал-губернатора были прозрачны и не выражали ничего.

На этом разговор закончился.

Гость пригубил из бокала и в сопровождении хозяина прошел в отведенные ему апартаменты. Разговором он остался недоволен.

В последующие дни Федор Федорович интересовался делами торговыми в Кяхте, ознакомился с положением Морской школы в Охотске, встречался с чиновниками канцелярии.

Через неделю он отбыл в Петербург.

Иван Варфоломеевич провожал гостя, стоя у подъезда дворца с той же в точности улыбкой, с которой и встречал его семь дней назад. Когда карета отъехала, генерал-губернатор прошел в свой кабинет и в глубокой задумчивости сел за стол.

Флотилия Шелихова шла с хорошим ветром. На синем небе не было ни облачка. Пена, брызги, ветер в лицо! Галиот «Три святителя» разваливал сверкающие волны.

Григорий Иванович был рад такому удачному началу похода. От самого Охотска, как с банок снялись, шли под полными парусами. Ночами, правда, Измайлов парусность велел уменьшать, так как опасался плавающих льдов. Море Ламское коварно, льды здесь и летом встречались.

Сейчас, на палубе, Измайлов говорил:

— Вода в море этом по кругу ходит. В проливы Курильские из океана вливается, как в бутыль, и на север прет. Оттуда сваливает вдоль восточных берегов, к югу тянет, с севера льды наносит. Иные льдины идут притопленные. Вот этих-то опаснее нет. Каверза истинная.

Григорий Иванович, слушая, щурился и подставлял лицо солнцу. Под напором ветра, надувшего паруса, мачты пели ровно и сильно, и звук этот был как гудение тяжелого шмеля.

— Я вот, — говорил Измайлов, — в Петропавловском аглицкий бриг видел, обшитый медью листовой по дереву. Тому все нипочем. Льды не льды, а он себе идет!

— Ничего, — сказал Григорий Иванович, — и мы пройдем.

Лицо Шелихова менялось: то тень на него ложилась, то солнечный луч, то опять тучи пробегали. И казалось, что глаза то надеждой загорались, то вдруг гасли.

У борта ватажники рыбу ловили, сидели компанией на палубе под хорошим ветерком. Ветер трепал бороды, ворошил волосы. За главного у рыбаков был Степан.

— Присаживайся, — сказал он Шелихову. — Рыбка — сладость.

Григорий Иванович попробовал: и впрямь рыбка сладость была, строганине из осетра или тайменя не уступит.

— Воля, — Степан показал рукой в море. — Прямо степи наши зауральские!

Глаза у него вспыхнули.

У мужиков лица темные, шеи морщинами перерезаны, как шрамами, руки узласты.

— Воля, — выдохнул кто-то.

Небо на западе высветилось красным, закат залил волны, как кровью. Даже паруса на галиотах закраснелись.

— К ветру, — сказала Наталья Алексеевна. Всю жизнь на море прожила, знала приметы.

Но не только ветер обещал закат. Измайлов разглядел тучки у горизонта, а это говорило: ветер не только посвежеет, но и направление его изменится.

Приметы не обманули. Ветер переменился на восточный. Суда пошли переменными галсами. Команды измотались, не сходя с мачт. Степан, на что сильный мужик, и то плечи опустил. Руки горели, натертые канатами.

На горизонте из моря выросли темные громады скал. Что-то затемнело на волне, потом все явственнее показались гранитные лбы. Курильские острова. Волны у скал ярились, одетые пеной.