Николай Согакян - Для тебя эти горы

Русские отхватили лакомый кусок, облюбовали самый приятный район Сан-Франциско. До побережья Тихого океана – рукой подать, рядом – огромнейший парк «Золотые ворота» и недалеко – Хайт-Эшбери. Haight Ashbury – Little Russia – Ocean Beach. Я открываю Сан-Франциско с разных сторон. Здесь город – сплошной музей кайфа под открытым калифорнийским небом. Тут не встретишь небоскрёбы и суету Даунтауна. Одноэтажные или двухэтажные, разноцветные, игрушечные домики Painted Ladies 29 29 Разукрашенные леди – англ. . Абсолютная, безмятежная тишина.

Всё, что вы думали о Сан-Франциско, как логове детей цветов, сохранилось в Хайт-Эшбери. Повернув с Шестой авеню на восток, можно забрести в этот взрывоопасный район помешанных эксгибиционистов, престарелых хиппи и уличных актёров театра сатиров и нимф под руководством леворукого Антонена Арто с фендером стратокастером. Цветные разукрашенные витрины магазинов марихуаны, пластинок и гитар, галереи свободной любви, бродяги с гитарами и косяками травы, свободолюбивые дети, подростки и старики, их время повисло над районом, как ноги резиновой куклы из окон одного из домов на Хайт-стрит. Музыка, музыка, грязный секс на траве в парке Буэна Виста, мир и дурман, антивоенная бочка мёда, взрыв добра в автобусе с дерьмом, Джими Хендрикс на ягодице Земли, белый кролик на стене ярости, розовый енот с длинными волосами, явление Будды и Диониса на углу Хайт и Бейкер-стрит, бургеры с кислотой, бензедриновые анархисты, поваренные книги, инструкции по технологиям подрыва мироустройства, многотомные камасутры, эквилибристика, тахикардия, контроверза, вакханалия, электротермические танцы, эрегированные деревья, обнажённые квартиры, самовзрывающиеся книги, опознавательные знаки героев поколения шестидесятых, забрызгавших спермой каждый миллиметр тротуара. Прогулка по Хайт-Эшбери – прыжок в прошлое, где можно застать молодость Jefferson Airplane и демонстрации протестующих против войны во Вьетнаме. Мы зависли с Нареком в магазине пластинок и чуть не разнесли его в хлам, потому что хотелось забрать оттуда всё. В парке Буэна Виста Нарек выкупил косяк у бродяги с заплывшим лицом и седыми висками. Забулдыга попросил нас подождать. Через минуту вернулся и предложил взять кислоту у другого старика. Даже не купить! Можно забрать! Задаром! Просто так! Ему понравилась шевелюра Нарека! Как у Джимми! Мы отказались. Я сказал, что найду его позже.

Там, где заканчивается Хайт-стрит и начинается Голден Гейт парк – можно лицезреть огромную зелёную поляну с клумбами людей. Нарек потерялся, сказал, что пошёл искать знакомого раздолбая с первоклассной травой. Я перекинулся парой слов со студентами, передававшими косяк по кругу. Они сюда приходят каждый день. Заценили мой русский акцент. Обещали показать музей Grateful Dead. Сходить в Пресидио парк. Устроить оргию у Тихого океана. Появился Нарек, и мы пошли через весь Голден Гейт парк к Пацифику. Я обалдел от этой зелени, аккуратных газонов, спортивных площадок, гладких дорог, сладко пахнущей секвойи. Мне захотелось завести здесь семью, заделать детей и водить их в парк дышать свежим воздухом и играть в футбол. Лавировать между велосипедистами. Тысячи их. На баскетбольной площадке танцуют хип-хоп чернокожие. Обычный день гедонистов из Сан-Франциско.

Но вот океан. Тихий, бескрайний, холодный. Могущественный. Здесь лучше остановить все слова. Что может чувствовать человек, который только что познакомился с Pacific Ocean? Который только что чуть не провалился в песке. Которого чуть не смыло водой. Который забрался на скалы и откупорил бутылку виски. И так бы сидел он здесь, не переставая глядеть на океан, наблюдая за тем, как вода медленно ласкает берег, как в шуме набегающих волн открывается божественная мудрость, и нужно быть океаном, чтобы её постичь. Здесь нужно остановить все слова и мысли, воспоминания, мнения, суждения, сентенции, теории, принципы, регламенты, постулаты, замечания, утверждения, сомнения, требования, голосования, позиции, реплики, ремарки, пометки, исправления, письма, звонки, беседы, коммуникации, прикосновения, объятия, соития, прибытия, отъезды, свадьбы, похороны, разводы, молитвы, соревнования, состояния и прочие многозначные и не значащие ничего вещи. Одно сплошное созерцание, растворение, проникновение в небытие, которое поглощает все синонимы и антонимы. Для тебя, для тебя этот солнечный свет. Для тебя эти горы, небеса и рассвет. Для тебя, для тебя, этот солнечный свет. Ты прости меня, Боже, я-то знаю ответ. Я думаю, Михей присмотрел тут себе местечко. И поёт про Джуманджи всем слетающимся сюда бродягам потустороннего мира. Болтаясь между нами, трогая нас, но мы этого не чувствуем. Мы чувствуем, как океан швыряет волны этому городу в лицо. Нам в лицо. Мы подставляем его под удар. Позволяем океану разбить его в кровь, в месиво человеческих заблуждений и страстей, которые необходимо смыть. И пока солнце со скоростью червяка падает за горизонт, у нас есть шанс прожить лучшее мгновение дня. Нам было необязательно хлестать виски, чтобы напиться и уйти отсюда пьяными. Для кого-то это всё обыденное дело. Частные дома стоят прямо через дорогу от пляжа. Кому-то повезло приходить сюда каждый день. Но мы не будем стучаться в их двери и спрашивать, осталось ли что-то в них от первоначального восторга и удивления. Мне просто дико хочется понять самому, что это значит – жить всю жизнь – или хотя бы малую её часть – на берегу Тихого океана. Станет ли это для меня привычной картиной мира. Или я по-прежнему буду заниматься мистицизмом. Как сейчас. You realize the sun doesn't go down. It’s just an illusion caused by the world spinning round 30 30 слова из песни The Flaming Lips – «Do You Realize?»: Представь, что солнце не заходит. Это просто иллюзия, вызванная вращением мира – англ. . Kiss Pacific Ocean with your flaming lips 31 31 Целуй Тихий океан своими пылающими губами – англ. .

На обратном пути мы внезапно наткнулись на синагогу. Добрый бородатый раввин Лёва пригласил нас зайти внутрь, но мы отказались, потому что еле стояли на ногах. Мы сказали, что придём в следующий раз.

Теперь я знаю этот город достаточно хорошо и не заблужусь ни при каких обстоятельствах. Таких городов у меня четыре. Москву мы исходили вдоль и поперёк. Все улицы и переулки центра мы помечали на карте, не глядя в неё. Карта памяти Москвы прогружается в голове даже с бодуна. Вот здесь, через Яковоапостольский переулок, мы выходили на Лялин и проулками, по Барашевскому, доходили до Покровки, минуя церковь Введения Пресвятой Богородицы во храм. В районе разъединения бульваров можно было выбрать, куда идти. Если налево, то Покровский бульвар приведёт тебя в конечном счёте к Котельнической набережной, а там, если будет желание, можно перейти Большой Устьинский мост и последовать по Раушской набережной вдоль Москвы-реки. Если направо, то Чистопрудный бульвар выведет тебя к Мясницкой, предложит пересечь Тургеневскую площадь и завернуть на проспект Академика Сахарова, либо продолжить путь по Сретенскому бульвару, Рождественскому, Петровскому, Страстному и далее по бульварному кольцу. Если прямо, то можно вместе с Покровкой перетечь в Маросейку, там, где вливаются друг в друга Старосадский и Армянский переулки, и выйти к станции метро «Китай-Город». И потеряться среди быстробегущей толпы и быстролетящих машин, обдумывая, повернуть ли направо, к улице Мясницкой, либо налево – к Ильинским воротам, «Китайскому лётчику Джао Да» и Варварке. Либо спуститься к подземке и пойти прямо на Ильинку. Сейчас я бы выбрал второй вариант, но повернул бы налево ещё на Спасоглинищевском переулке, который провёл бы меня мимо Московской хоральной синагоги к улице Солянке, но тогда я взял и повернул бы в сторону Славянской площади, а там самое время броситься на Варварку, пройти мимо Зарядья, взглянуть, как разбивают парк на месте, где царапало небо и портило вид здание ГЦКЗ Россия, и пройтись по Большому Москворецкому мосту, либо вернуться к Гостиному двору и, виляя между проулками, выйти к Никольской улице, которая в 2014 году засияла и заблестела: я успел застать её расширенной, отреставрированной и пешеходной. Мало кто знает, насколько тихой и приятной может быть Москва в центре. Мы очень многое узнали о ней, о её полифонии, разноцветных платьях и других секретах.