Вячеслав Нескоромных - Сны командора

Теперь неся караул и наблюдая ежедневно императрицу, опытный, послуживший уже изрядно в гвардии Николай Резанов был необычайно воодушевлен ее присутствием. В императорском одеянии, сверкающая мехами и бриллиантами Екатерина производила впечатление своим величием и не сразу замечались ее полнота и подвядшее лицо стареющей дамы. Многое заменяли яркие и внимательные глаза Екатерины: лучистые и умные, проникающие в душу и дарящие теплый свет души.

Николай был впечатлен близким общением с императрицей и долгими ночами на постое лежал и представлял, как там, невдалеке на своем ложе отдыхает эта величавая женщина. В своих мечтах скромный дворянин Николай Резанов представлял себя рядом с ней, и ему казалось, что он бы справился с миссией и мог быть оценен Екатериной по достоинству. Его это волновало и, увлекшись, строил уже планы своей жизни в роли нового избранника и помощника императрицы. К этому его подталкивали внимание и ободряющая улыбка Екатерины. Нынешний избранник Екатерины вел себя слишком скромно и был подобен тени великой женщины, а порой казалось, даже несколько был смущен своей ролью. Поговаривали о скорой его отставке, так как было отмечено несколько раз явное недовольство Екатерины. Это тоже способствовало нарастанию желаний и амбиций отдельных представителей свиты. Поездка была удобным моментом для сближения.

В один из дней, когда фаворит слег от простуды и был оставлен для лечения в Нежине, Екатерина заскучала в дороге и уже ближе к вечеру, выглянув из окна огромного своего воза-кареты, поманила Николая пальчиком в перчатке алой атласной кожи. Николай скомандовал остановиться и приблизился к карете. Склонившись к открытому окну, Екатерина подала подъехавшему Николаю свой перстень и, глядя ему прямо в глаза своими смеющимися лучистыми глазами, сказала очень просто, слегка коверкая акцентом слова:

– Будь ныне, голубчик, у меня. Нужда есть с тобой повидаться.

Получив перстень и услышав слова призыва от великой женщины, Николай, был оглушен. Весь остаток дня, а также время, когда устраивались на ночлег, прошли как во сне. Уже ближе к ночи за ним прислали и отвели в покои Екатерины. В сумерках, при свечах он оглядел опочивальню, убранную нарядно и в ней, в белоснежном ночном убранстве, Екатерину с распущенными волосами. Она, сидя на постели, склонила голову и с улыбкой смотрела на Николая, молча приглашая его подойти ближе. Когда он подошел к ней и опустился на колено, к нему была протянута ее рука. Взяв руку Екатерины, Николай припал к ладони губами, чувствуя, как пылает его лицо. А рука Екатерины прохладная, пахнущая невероятным ладаном, была необыкновенно мягкой и приятной. Перебирая пальцами поданной для поцелуя руки, императрица погладила лицо Николая и увлекла его к себе, − теперь нужно было целовать ее губы и лицо. Николай был почти в беспамятстве, и вся ночь прошла как стремительные грезы.

Утром же, едва рассвело, умаявшись, он спал, и его разбудила Екатерина, погладив по щеке мягкой своей рукой.

− Вставай, голубчик, на службу пора. Все же охраняешь императрицу, а не кухарку стережешь, − уже смеясь, сказала Екатерина.

И уже более серьезно, но тихо и душевно:

– Ты, молодец был ночью-то.

И потом, засмеявшись звонко, по-девически:

– Справился, братец.

И снова мягко, но серьезно и покровительственно:

– Но дела, голубчик, призывают вставать уже. Ступай с Богом. Удачного дня тебе.

Теперь Николай на службе старался из всех сил. Мысли скакали и необычайные чувства одолевали молодого человека. Потрясение было столь велико, что прийти быстро в себя он не мог. Хотелось куролесить и Николай, едва сдерживал себя. В голову приходили строки:

– Ах! Эта пропасть и напасть! В ней можно быстро так пропасть! Ах, эта власть…, ах, эта страсть…

Вдруг отчего-то мысли рифмовались, выстраиваясь в замысловатые образы и порой приходили, казалось глубокие и верные, но тут же забывались.

Николай скакал на своем жеребце рядом с каретой, подбадривая рысака, еще более внимательно всматриваясь вдаль, старался контролировать все, что могло попасть в поле его зрения.

Екатерина иногда выглядывала через стекло в карете-возке и всегда теперь видела своего ночного кавалера рядом. Наклоняя голову то вправо, то влево, улыбалась и думала:

− Вот хорошо, братец, что я тебя вижу так часто теперь. Хотя бы ради этого стоило тебя к себе пригласить.

И тихонечко посмеивалась в платочек, лукаво оглядывая молодца. И хотелось что-то для него сделать, чтобы и не переборщить с вниманием и отметить по-царски.

Вечером распорядилась:

– Пошлите вина гвардейцам от меня, да передай поручику Резанову, − пусть угостятся.

Вечером, получив вино от императрицы, гвардейцы сидели за столом и разлив вино в бокалы пили за здравие Екатерины стоя.

Потом добавили еще вина, и изрядно уже набравшись, подпоручик Еланской с ехидцей спросил бестактно Николая Резанова о его ночной миссии:

– А скажите, поручик, а мягка ли кровать у Екатерины? Хорошо ли почивает наша матушка-императрица?

Николай ответил на бестактность сослуживца резко: оборвал его и потребовал объяснений, назвав, дураком беспросветным, а его поступок подлостью.

Подпоручик побагровел, но смолчал и, насупившись, удалился, а на утро прислал Резанову записку со словами, что если ему угодно, то по возвращении из похода он готов ответить на дуэли за свои слова, о которых он, право, сожалеет.

Николай простил поручика, благоразумно решив, что теперь это все некстати совершенно сейчас, а уж через полгода по возвращении в столицу будет и вовсе ни к чему.

Служба гвардейская продолжалась, вся процессия во главе с Екатериною была уже на подходе к Киеву. Николай Резанов периодически исчезал на всю ночь и все, понимая причину такого его поведения, помалкивали и относились к нему все более внимательно и уважительно.

Одной из ярких примет поездки императрицы по городам российским было придуманное самой Екатериной мероприятие, которое позволяло всем показать ее милость, щедрость и богатство управляемого ею государства.

По приказу императрицы казначей выдавал перед въездом в каждый следующий город несколько сотен или даже тысяч золотых рублей и полтин, которые переодетые в гражданское платье гвардейцы щедро кидали в толпу.

Это было поначалу столь неожиданно, что народ столбенел, задирал головы и следил за полетом сверкающих на солнце монет.

Гвардейцы, старательно подбрасывая монеты вверх над головами встречающих, с любопытством наблюдали как монеты сверкая падали на толпу, ударяя мечущихся людей по головам и спинам. Люди метались под золотым дождем, хватали монеты на лету, алчно сверкая глазами, вступали в свару за обладание того или иного рубля, упавшего рядом. Затем с дикостью кидались собирать упавшие сверкающие золотом рубли, раскапывая снег голыми руками, выискивали дорогие кругляши, толкали в карманы, в шапки вместе со снегом и снова рылись в снегу, извлекая на свет монеты или замерзший помет.