Игорь Михайлов - Дольке вита

Маленькая, тесная, словно коридор в коммуналке, итальянская провинция, но только, разумеется, не летом, когда и Римини, и Пезаро из захолустья превращаются в приморские курорты. Тогда цены тут взлетают на порядок. И население увеличивается раза в три-четыре. А вот ежели очутиться тут весной (апрель-май), то будет, что вспомнить и вам. Пляжи в это время года – сплошь пустыня. Зато прогулка вдоль берега – истинное удовольствие для любителя побыть одному, заглянуть за горизонт, проводить грустным взглядом белый пароход и стайку чаек. Да и в отелях никакой тебе толкотни и паники. Шведский стол в обед ломится от разного рода разносолов. И все это – сущие копейки.

Что значит «низкий сезон»? Туриста заманивают, как Градиска женихов, самым пикантным образом. Собственно, турист в этот сезон и сам превращается в Градиску. Его желают и его зазывают, его любят, холят и лелеют. Надоест шататься по пляжу, можно рвануть куда-нибудь для поднятия своего культурного уровня в прямом и переносном смысле. Для Пезаро таким культовым местом является Урбино. Небольшой городок, на местном наречии поименованный не иначе, как Луг. В (чуть не сказал – Лугу) Урбино от автовокзала Пезаро автобус поднимается в предгорье Апеннин. Бесконечный серпантин вьется вокруг маленьких деревушек с виноградниками, холмов, заросших всяческой зеленью. Кажется, что туристический маршрут лежит на небо. Но спустя час автобус с одышкой останавливается на супротив замка, водрузившего себе на башню шапку с голубым подбоем неба. Это вот, собственно, и есть лужок Урбино. Маленький, средневековый, словно из кубиков, сложенный из камня, Урбино несколько напоминает пирамиду. Высшая его точка – памятник великому Рафаэлю.

Знаменитый художник итальянского Возрождения родился в скромном, можно сказать, типовом, кирпичном двухэтажном домике на улице, бог его знает, как она называлась тогда, но теперь она, естественно, via Raffaello (не путать с одноименными конфетами). Не знаю, случайно ли это, но к Рафаэлю надо восходить, словно на вершину Эльбруса. Кажется, что кривей улиц, чем в Урбино, не бывает. Представьте себе гору во дворе вашего дома, с которой ваше чадо привыкло спускаться с визгом головою вниз. Так вот улицы Урбино – сплошь каменная горка. Особое удовольствие доставляют автомобилисты, которых тут как ни странно хоть отбавляй. Они орудуют тормозами с виртуозностью скрипача. Что и неудивительно. Сложно себе представить, если вдруг машина покатится с этакой крутизны с разгона вниз и сколько «радости» она доставит всем тем, кто окажется на ее пути!

И все же Урбино, прежде всего, – отчизна Рафаэля. Об этом туристу не дают забыть на протяжении всей прогулки. Изо всех окон глядит, словно каждый домишко или скворечник претендует на звание родового гнезда великого художника, Рафаэль. Причем итальянцам явно здесь отказывает чувство меры. Ну, во-первых, размножен один и тот же образ художника, а именно – его автопортрет. Во-вторых, если сто тридцать первый автопортрет Рафаэля в книжном магазине вызывает у вас понимание и сочувствие, то в витрине магазина дамского белья вы его увидеть явно не рассчитывали. И совершенно напрасно. Меланхолический, не от мира сего облик в окружении комбинашек, стрингов, бюстгалтеров. Такая вот гордость по-итальянски. Человек, прославивший их город, все равно, что ангел, покровительствующий человеческим слабостям. Хотя своему величию и нынешнему облику Урбино обязан герцогу Федерико да Монтефельтро, неустрашимому кондотьеру, чей гордый профиль (в профиль – потому как он еще был и одноглазый) с переломленным носом на холсте ныне покоится в Уффици во Флоренции.

В музее Рафаэля, увы, нет ни одной его картины. Не будучи еще известен, он уехал искать счастья во Флоренцию. Поэтому музей Рафаэля – весь остальной мир, кроме его родины, Урбино. А Урбино досталась только слава. Но и это немало!

Таковы превратности судьбы. Об этом напоминают не только мостовые, с которых впору скатываться на санках, рискуя расквасить нос покруче, чем у герцога. Но и улица, получившая свое название в качестве последнего пути человека, чей земной предел достигнут – Via volta della morte. Арка смерти – узкий каменный мешок с крутым наклоном, который раньше вел в ораторию. Ее стены были разукрашены сценами из Страшного суда. Впрочем, арка – любимое место для туристических фотосессий. И то верно. Если спуститесь вниз обратно к автобусу, не свернув себе шею, то будет и вам что вспомнить!

В одном из дальних кварталов, убежавших на край города, за витриной, похожей на увеличительную линзу старого экрана телевизора, аккуратная, словно фарфоровая куколка, бабушка в бледно-голубом платье вышивает крестом. Белые салфетки, как облака небесный свод, занавесили ее салон, и она не обращает ни на кого внимания, самозабвенно и неспешно предаваясь своему любимому делу, как и ее мать, и бабушка. Из года в год она плетет нити судьбы, и ничего не меняется в этом городе ста башен. Кроме времен года…

Неизменному ходу вещей, видимо, потворствует и замок кондотьеров Малатеста, словно вытесанный из скалы, из цельного камня, травертино. Из травертино (беловато-пепельный, похожий на мел, но тверже) раньше строили замки и города, а теперь художник Джулиано Джулиани, живущий на горном плато Сан-Марко, парящем над городом, делает удивительно легкие и пластичные композиции. Его отец работал на каменоломне, а сын стал скульптором. История города слоеная, как пицца, началась с фундамента, а продолжилась в листах белой бумаги, страницах, каменных скрижалях, которые завещал этому краю Бог, водя резцом Джулиано! Несокрушимая крепость его стен, словно залог сохранности такой уютной маленькой жизни в Асколи Пичено – городке провинции Марке. Жизнь обывателя в обрамлении исторических декораций. Немногословная перекличка эпох и стилей. Романский окликает средневековье и цветочные виньетки Возрождения. Бабушка, словно парка, прядет нить судьбы. Дороги напоминают римские акведуки. Развалины римского театра в окрестностях – о том, кто в доме хозяин. Пиченцы – итальянские древляне, бежавшие римского владычества.

Замок Малатеста крепко на века врос в историю и превратился в открытку: подстриженные газоны, автостоянка. Такая же, видимо, древняя, как и стены, возле которых все поколения знаменитых кондотьеров осаживали на полном ходу свои феррари. Словно ящерица на солнцепеке, извивается возле его стен сварливая Тронто. Бурливая и чрезвычайно говорливая, словно старушка-соседка из коммунальной квартиры, как пить дать, процентщица, которая затеяла ссору из-за ершика. Однако трудно себе представить, что кто-то может позволить себе такую роскошь – затеять свару весной, когда холмы Марке покрываются зеленым ковром.