Лилия Орланд - Круиз с миллиардером

Адам знал, что бывшая невеста отца его тоже не любит. Мередит любит только деньги. А у Адама они скоро будут. Все деньги его отца. Осталось лишь дождаться смерти папочки. Ну и по возможности её ускорить.

Конечно же, сам он не станет предпринимать ничего противозаконного. Он же не дурак. Но вот лишить отца квалифицированной медицинской помощи, когда тот окажется в открытом море… Это же не запрещено законом? Адам усмехнулся. Он всё продумал и совсем скоро окажется наследником многомиллиардного состояния своего отца, к которому ему не было доступа.

Адаму всю жизнь приходилось довольствоваться лишь жалкими подачками родителя. К тому же даже эти крохи нужно было зарабатывать. Отец не терпел лености и заставлял старшего сына работать в одном из филиалов своей компании. Причём даже не на руководящей должности.

Кэлтон-младший поднялся по старым, вытертым за долгие годы ступенькам. Офис фрау Шмидт располагался на втором этаже. Он был совсем крохотным – площадью футов в шестьдесят *, не больше. Вдоль стен стояли старые деревянные шкафы с кипами бумаг и папками. У единственного окна стоял стол, также заваленный различными документами. И ни следа компьютера или даже планшета. Даже телефон у старухи был проводной.

Сплошной антиквариат. И хозяйка, и интерьер.

Когда Адам оказался здесь в первый раз, он усмехнулся явному неумению фрау Шмидт пользоваться современной техникой. И это также было ему на руку – значит, она не догадается записать их разговор на камеру.

Конечно, он ничего предосудительного не сделал. Но, если отец, перенесший тяжелейшую операцию, узнает, как Адам выбирал ему сиделку, точно оставит все деньги приютам для бедных. Он уже грозился.

Кэлтон-младший постучал в дверь и, дождавшись приглашения, зашёл внутрь офиса.

Старуха сидела за своим древним массивным столом и что-то писала ручкой в блокноте.

Адам почувствовал раздражение. Словно и не она только что пригласила его войти своим прокуренным голосом.

– Добрый день, фрау Шмидт, – поздоровался он по-английски. Разумеется, Адам Кэлтон не собирался вспоминать немецкий язык, который краем уха слышал в колледже.

– А-а, мистер Кэлтон, здравствуйте, – залебезила она с противным акцентом. – Прошу, проходите, присаживайтесь.

Адам опустился на стул напротив владелицы агентства.

– Вы сегодня один… Надеюсь, ваша подруга мисс Бреннер в добром здравии?

Адам с трудом подавил вспышку раздражения. Эта старуха его бесила. Но она была самой старой и глупой хозяйкой агентства по найму персонала. Поэтому Мередит и выбрала её.

– С мисс Бреннер всё в порядке, – сквозь зубы выдавил он. – Вы подобрали сиделку моему отцу?

– О-о, конечно, мистер Кэлтон.

– Вы учли все мои пожелания?

– Разумеется.

– Расскажите мне о ней, – велел Адам, испытывая ещё большее раздражение от её отсталости и слишком услужливого тона.

– Двадцать четыре года, из России…

– Она русская? – перебил старуху Адам.

– Да, мистер Кэлтон, – улыбнулась фрау Шмидт, показывая прокуренные зубы.

– Надеюсь, она плохо говорит по-английски? – Адам прямо засиял от ещё одного плюса новой сиделки.

– Разумеется, мистер Кэлтон, – кивнула старуха.

– Но её фотографии у вас, конечно, нет?

– К сожалению, – она сделала трагическую гримасу, отчего стала ещё отвратительнее.

– Надеюсь, вы учли пожелание мисс Бреннер? Она страшная? – Адам чуть не добавил «как ты сама».

– Она просто уродлива, мистер Кэлтон.

Старуха взяла из кипы верхнюю папку и, открыв её на первой странице, протянула Адаму.

– Если вас всё устраивает, мистер Кэлтон, давайте подпишем договор. Разумеется, я не внесла некоторые пункты, которые вы не желаете разглашать… – она выделила интонацией слово «вы».

– А вы, – Адам тоже сделал ударение на этом слове, – получите отельное вознаграждение за своё понимающее молчание.

Он вчитался в сухие сроки контракта. Всё в порядке. Мередит будет довольна.

* Фут – американская единица измерения длины, равен 0,3048 м.

Своих родителей я совсем не помню. Они погибли в аварии, когда я была ещё младенцем. Мишка старше меня на три года. Он немного помнит их. Но не любит об этом говорить. А сейчас мы с ним почти и не общаемся.

Всё из-за его Жанны…

Нам с Мишкой досталась в наследство трёхкомнатная квартира. Каждому по спальне.И гостиная, которая раньше была бабушкиной комнатой.

Но несколько месяцев назад у брата появилась девушка. Жанна жила в посёлке, где у нас была дача. Правда, в детстве мы не общались, так, виделись иногда на улице.

Даже не знаю, что Мишка в ней нашёл.Жанна крупная, из последних сил сдерживающая подступающую полноту. Высветляет волосы, чтобы казаться изящной блондинкой, но корова любой масти останется коровой. К тому же она по-деревенски грубая, с резкими движениями и словно вырубленными в скале чертами лица.

Может, я и предвзята. Но только с её появлением моя жизнь в родном доме стала совершенно невыносимой.

Сначала она периодически ночевала у нас. То есть у брата в спальне. Но утром она подолгу занимала ванную, затем кухню, оставляя повсюду свои крашеные волосы и крошки от еды. Я старалась не обращать внимания, не выходила из своей комнаты, пока Жанна не покидала квартиру. Но полгода назад она переехала к нам жить…

Я сдавала очередной перевод издательству и вернулась ближе к вечеру. В прихожей стояли огромные клетчатые сумки. Они были раскрыты, часть содержимого свесилась по бокам и даже кое-что выпало на пол.

– Миш, – постучала я в комнату брата, откуда доносилась громкая музыка.

– Чего тебе? – он приоткрыл дверь. Музыка стала ещё громче. За ней послышался женский смех.

– Что за бардак в прихожей?

В квартире убирала я, поэтому требовала от Мишки хотя бы соблюдения элементарного порядка.

– Жанна ко мне переехала, – пьяно ухмыльнулся он. – Да не парься ты, сестрёнка, всё уберём. Дай обжиться человеку.

Он захлопнул дверь у меня перед носом.

Не могу сказать, что мы с братом были очень близки. Но всё же, оказавшись единственными родными людьми на этом свете, мы старались поддерживать друг друга в меру возможности.

Сейчас же, оставшись по эту сторону закрытой двери, я почувствовала, что теперь осталась абсолютно одна…

Жанна обживалась неделю. Сумки так и стояли открытыми на прежнем месте. Одежда на поверхности периодически менялась. Ношеное она бросала обратно.

Потом я не выдержала и отнесла баулы в Мишкину комнату.

Вечером меня ждал скандал. Оказалось, я дурно воспитана и не знаю, что чужие вещи брать нехорошо. Жанна кричала на меня при молчаливом попустительстве брата. Когда она дошла до оскорблений, я подняла на Мишку глаза, ожидая, что он её остановит. Но мой брат просто вышел из кухни, предоставив нам самим разбираться друг с другом.