Джемиль Коростелёв - Воспоминания туриста

Егерь рассказал нам забавную историю. К ним в промысловое хозяйство приехал охотовед, который много рассказывал о биологии пушных зверей: соболе, кунице, белке. Сказал, как бы, между прочим, что белку, чтобы не повредить шкурку, нужно бить дробинкой в глаз. Охотники – народ практичный. «Слушай, пойдем завтра в лес, – бросил кто-то реплику, – мы тебе белку с ходу найдём. Посмотрим, увидишь ли ты у неё глаз»! Эту байку про дробинку в глаз я слышал ещё в школе. Мне и тогда было непонятно, как это можно сделать? Не заряжать же в патрон одну дробинку. Сколько времени прошло, а вот живуча байка.

В деревне запаслись бензином. Дальше на протяжении ста восьмидесяти километров не будет ни одного населённого пункта, сплошная глухомань.

Нам, однако, не повезло. Километров через пятьдесят сломался лодочный мотор. Пришлось вернуться в деревню, продать всё и возвращаться на попутном катере с оплатой по три рубля с человека. Перед входом в Пелымский Туман остановились на ночлег – моторист не решился плыть через озеро ночью, опасаясь сесть на мель.

Рыбу я ловил различными способами: удочкой, спиннингом, перемётом, сетью. Один раз на глухом лесном озере во время нереста приколол щуку охотничьим ножом, привязанным к палке. У нас была малокалиберная винтовка. Утром я настрелял из неё больше ведра щурят в речушке, которая буквально кишела рыбой. Устье речки пересохло, зашедшая весной рыба оказалась запертой.

На катере, кроме нас, три человека: моторист с помощником и расконвоированный заключённый, который возвращался в базовый лагерь для освобождения. В ближайшей деревне катерники ушли к родственникам обедать, а мы на берегу сварили почти полное ведро ухи. Рыбы было много, так что уха получилась наваристой. Пригласили заключённого. Он сначала поломался для видимости, потом согласился – голод не тетка. Впятером мы съели без малого полведра и развалились на поляне, подставив лица последнему летнему солнцу. Парень, однако, не наелся и взглядом попросил ещё.

– Ешь, – я кивнул ему головой.

– Так хлеба нет.

– Хлеб есть, – и я подал ему булку.

Поняв, что это все его, он съел весь хлеб, откусывая прямо от булки, и всю уху прямо из ведра. Куда это всё могло войти? Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил. Наевшись, он осоловел и отвалился на поляну.

– Давно не ел? – спросил я.

– Пять дней. Продукты кончились, а новые подвезли вот этим катером. А мне уже было некогда.

– А что вечером катерники тебя не покормили?

– Нет.

– А почему к нам не пришёл? – Мы ночевали на берегу и ужинали у костра.

– Стыдно было.

Разговорились. Он назвался Сашкой, ему 28 лет, половину из которых он провел в заключении. В лагере окончил среднюю школу, выучился на машиниста тепловоза. Теперь поедет в Ставрополь, там у него мать и сестра. За что сидел, не сказал. Спрашивать их бесполезно – в лучшем случае назовут статью Уголовного кодекса. Но, видимо, за что-то серьёзное, если четырнадцатилетнего подростка посадили на столько лет.

Я поинтересовался, как отразились в жизни лагеря, происшедшие за эти годы события в стране: смерть Сталина, амнистия 53-го и 56-го года, арест и расстрел Берия, разоблачение культа личности, борьба Хрущёва за власть и его низложение. «Кормили плохо, кормили хорошо», – был ответ.

На следующий день, – а плыли мы три дня, – я в каюте жарил рыбу, которую переворачивал охотничьим ножом. Готовую выносил на палубу. Вернувшись, я застал Сашку с моим ножом, который я оставил на столе. Меня он не видел. Покрутив нож, он сделал им движение, имитирующее чисто бандитский удар – в живот снизу вверх. И вдруг бросил его. В этот момент он повернулся – лицо его было искажено от ужаса – и быстро выскочил из каюты. Я понял – нахлынули воспоминания.

На следующий год мы решили пройти Пелым сверху вниз на плоту или на лодке. По узкоколейной железной дороге забрались в верховья реки Пелым, где располагался лагерь заключенных, и стояла лесоустроительная экспедиция. Я зашёл туда и поинтересовался: можно ли пройти реку на плоту.

– На плоту не пройдёте. Мелко. Тут один солдат из Риги сделал большую лодку, на которой впору по морю плавать. Поинтересуйтесь, может, продаст.

Я обратил внимание на больного парня, спросил, что случилось. Оказалось, посек ногу топором, началось воспаление. С нами был врач-хирург. Он дал больному полкружки спирта и, когда тот опьянел, перетянув ногу жгутом, охотничьим ножом очистил рану и засыпал её пенициллином. Когда лекарство стало всасываться, парень заорал от боли – новокаина с собой не было. В старый носок насыпали горячей золы и приложили к ране. Боль стихла, и парень уснул. Взамен уговорили лесоустроителей продать нам тушёнку. Просили двенадцать банок, по две «на брата», но дали только шесть (большой дефицит). С лодкой договорились быстро, солдат запросил 30 рублей. После небольшого ремонта сделали весла и в путь.

Сразу же стало ясно, что для шестерых в лодке не хватает места. Решили, что четверо, по двое, пойдут по берегам, а двое поплывут, и будут ловить рыбу.

К вечеру второго дня приплыли в промежуточный лагерь лесоустроителей. Несколько палаток, стеллаж с продуктами и прочим скарбом. В лагере трое парней, студенты лесотехнического института. Они только что вышли с маршрута и завтра уходят в базовый лагерь. На прощание с тайгой парни разожгли «пионерский» костер и сварили ведро лапши с тушёнкой. Всем налили по 50 граммов спирта. Засиделись до полуночи.

Утром ребята ушли, а мы решили воспользоваться имеющимися в лагере ведрами и устроить баню. Вышли после обеда. Когда собирались, выяснилось, что у одного из нас пропали меховые носки, которыми он очень дорожил.

– Я встал рано, – рассказал он, – они ещё не ушли. Носки положил на стеллаж, там еще 20 банок тушенки стояли, теперь нет ни банок, ни носок.

Было ясно: ребята забрали тушёнку (все-таки дефицит) и прихватили носки. Жалко, но что поделаешь?

Вечером, когда остановились на ночлег, один из тех, кто шёл правым берегом, – сказал, что им встретился заключённый, который двигался в сторону лагеря, где мы ночевали.

– Он ещё что-нибудь стащит, а подумают на нас.

– Ну и что мы можем сделать? В этом месте много народу ходит.

По берегам реки сосновый бор. Земля красная от брусники. Достаточно нагнуться, махнуть рукой и полная горсть спелых ягод. Я спросил врача – мы шли с ним вместе:

– Генка, почему так хочется ягод, я уже объелся, а остановиться не могу.

– Все просто, это обыкновенный авитаминоз.

Лакомились черникой, но в заболоченных местах, где она росла, было много мошки. В дальнейшем ели только черную смородину.