Дмитрий Матвеев - Песок сквозь пальцы

Он сильно потер лицо рукой, до боли в обгоревшем носу. Встал. «Сеанс психотерапии закончен, святой отец. Психотерапевт не пришел…» Сделав несколько снимков ущелья, он начал спускаться к воротам.

…Внутри, в самой лавре было прохладно от тени близкорасположенных стен. Их провели по территории, показали вход в монастырскую костницу, где всех монахов укладывали по смерти на лавки, рассказали, как латиняне в 1965 году вернули мощи святого Саввы и после этого финиковое дерево, то, что лечит от бесплодия, вновь расцвело, дало ростки со старого корня. Они слушали русского монаха, приехавшего сюда откуда-то из-под Рязани и соскучившегося, видимо, по беседе на родном русском, потом набрали воды из святого источника, открыв краник, попрощались со словоохотливым сородичем, который их охотно благословил в путь, и вышли вновь в жару. Монаху он ничего не сказал о себе, хотел было, но смолчал, подумал: «Зачем?»

Богомила все в той же тени и на той же лавочке общалась с молодым румыном, который поблескивал на нее маслянистым глазом и старательно отвечал на ее вопросы на школьном английском. Регина уже извелась под деревцами, вертя в руках яркий красный шлем, и очень обрадовалась их возвращению: «Ну, наконец-то! Давайте уже поедем, сколько можно отдыхать? Оставляем Богомилку тут, она, похоже, уже присмотрела себе партию, и едем!» Богомила лениво усмехнулась, потянулась картинно, демонстрируя всю свою фигуру, ласково проворковала: «Завидуете, Регина Петровна?» – «Та чему тут завидовать, тьфу! Нашла мужика, тоже мне. Субтильный, як… мой велосипед. Прости Тошик… – она погладила раму своего яркого велосипеда, перекинула ногу. – Едем?»

Пустыня обрушилась на них жарой, к которой они почти привыкли, и плохой дорогой, от которой они уже отвыкли. Каменистая грунтовка сначала вела их вдоль каньона, иногда опасно прижимаясь к его краю, потом спустилась вниз, к мостику через Кедрон, и он понял, почему они набирали воду в монастыре – река была забита мусором: корягами, тряпками, пластиковыми бутылками… От всего этого еще и ужасно воняло, и они поспешили проскочить это место поскорее.

Уходя вверх, в холмы, дорога становилась все хуже – промоины, то по центру, то сбоку, камни, крутой угол подъема… Алексей скрылся наверху, Регина на легком велосипеде тоже ушла вперед, он, закусив губу, толкал свой тяжелый велосипед в гору и уже не думал о голосах и предназначении. В голове билась только одна мысль – подняться и отдохнуть. Потом пришла вторая – он не шел замыкающим. Как там Богомила? Обернулся, но поворот дороги не давал ему ничего увидеть. Ладно. Сейчас – вверх, вон перевал, уже совсем недалеко. Там он оставит велосипед и спустится.

Так и сделал. Аккуратно, чтобы не повредить навеску, прислонил рюкзак, прикрепленный к багажнику резинками, к большому камню, развернулся, трусцой побежал вниз. Удивительно, как легко, когда ты подчиняешься законам всемирного тяготения, мелькнуло в его голове. За вторым поворотом он увидел Богомилу. Она стояла, опершись руками на руль, отдыхала. Глаз ее за черными очками видно не было, но они явно не смеялись. Увидела его, махнула рукой устало. Он подбежал.

«Скачете, як гiрский козел, Олександре Iвановичу!» Улыбка тронула губы, глаза были непроницаемо скрыты очками. – «А за козла ответите, Богомила Олегiвна!», – нашелся он, отобрал мягко велосипед, потолкал в гору. Она взялась за сумку сзади, стала подталкивать, сразу ощутимо полегчало.

На перевале, она попросила: «Давайте отдохнем? Что мы, лосики, как они, чи шо?» Он не возражал, они уселись на камень, спина к спине, оперлись друг на друга.

«Не знаю я, – словно продолжила Богомила какой-то свой внутренний монолог, – как так можно все организовывать? Ну, чтобы на пределе сил, на последнем издыхании! Вы же на Фарковских гляньте, Александр, они ж раскатанные были какие, шоссейники, скорость как держали, а что-то – раз! – и сломалось. И шо?» – «Шо?» – в тон ей откликнулся он. «Да они сошли, потому что – где тонко, там и рвется! А окажись они тут? Нет, ну подумайте! Вот на этой дороге, с их велосипедами трассовыми – шо б они делали тут? Несли их на себе?» – «Устала ты, Богомила, – сказал он примирительно. – Отдохнешь, выспишься – и все по-другому глянется. И все эти горы, – он обвел рукой бесконечные холмы вокруг, – покажутся приключением». – «Та ни, Саша, – горячо возразила вдруг Богомила, оторвала спину, развернулась к нему лицом, стаскивая с лица очки. – Нельзя так людей подставлять. Приглашать в Израиль за двести баксов, и предлагать им тут экстрим. А где было сказано, шо мы тут будем пахать от утра и до темноты, и падать, как убитые? Подбирать надо было группу тогда. Подробно писать об этом. Ведь я жеж Алексея несколько раз спрашивала – трудно будет? Ведь не три дня, две недели пахать, а он – да нет, не тяжело, справимся!»

Его обжег ее взгляд, прямо брызжущий экспрессией, ее близость, вот так, плечом к плечу, ударила в голову, как хмель.

«Да, Богомила, это точно. Мне ведь тоже Алексей писал, что все в допуске, все по моим силам. А я позавчера на иерусалимском подъеме чуть не сдался. Я даже речь заготовил, мол, простите, люди велосипедные меня, немощного, но я лучше в хостеле покантуюсь. Хорошо, что не сказал».

Она внимательно посмотрела на него остывающим взглядом, и он рассмотрел ее глаза – голубые с зелеными крапинками. Или зеленые с примесью голубого?

«Серьезно? – сказала она. – Це правда, чи ви мене зараз втішає?» Он кивнул, от близости перехватило дыхание. «Ну вы даете! А я смотрела на вас и думала: вот жеж упорный человек, и ведь не сломается! А сама я думала именно то же, что и вы – остаться в Иерусалиме в хостеле. Вот была бы картина – хохотнула она, – если бы мы так сделали! Бедный Алексей остался бы с Региной и без палатки!» – «Ну, он и сейчас – с Региной и без палатки, – усмехнулся он. – А мы тут сидим».

Он встал, подал ей руку: «Едем?»

Проехали не очень далеко, за поворотом их ждали Алексей и Регина. Опять пошли спуски и подъемы, но тут Алексей решил уже не убегать далеко, закатив свой велосипед, он сбегал вниз, кидал, пробегая мимо него: «Нормально? Сам?», и мчался к Богомиле.

Холмы сошли в пустынную долину, какое-то время ехали по ровной дороге, потом путь им преградила река. Неширокая, метра два, мелкая, по голень максимум, но каменистая, быстрая и «дуже смердюча», как сказала Регина. Как и Кедрон, она была забита мусором, отложенным по ее берегам, которые они осматривали придирчиво, боясь проколоть колеса. Он и Алексей разошлись в стороны в поисках лучшего места для переправы, но лучше того брода, где реку пересекала дорога, не нашли. Прыгали по камням, а он, последний, подавал им со своего берега велосипеды. Радовался, что не замочил ног, но вскоре оказалось, что зря, – дорога еще раза три преграждала им путь, тогда он плюнул и пошлепал вброд – «водяное охлаждение». Сразу вспомнилась его знакомая Катя, которая каждое утро, перед выходом на маршрут в горах, заходила в своих ботинках в горный ручей и уже всю дорогу потом шла спокойно, не обращая внимания на речки. «Ай, Катя-Катя, как же ты была права!» – пропел он, отчаянно фальшивя, ступая в холодную вонючую воду и придерживая вертлявый велик.