Андрей Томилов - Северные сюрпризы

Значит, так. Случилось это на Ханде.

Река Ханда, по природе своей, считается рекой безобидной. Она, вытекая из озера, которое и само-то расплескалось среди северных болот, среди клюквенных калтусов, да марей, и дочь свою, Ханду, отправило в жизнь по таким же непролазным, без конца и края, болотам.

Зимой ещё как-то в тех калтусах можно надеяться встретить дикого, забежавшегося за оленями, тунгуса, летом же там глушь неподъёмная, а кругом не мерянные, не топтаные сфагнумы, да ягельники.

И выкладывает та речка Ханда, замысловатые узоры от хребта и до хребта. Петляет так, что порой, просто удивительно: вроде бы и катит вперёд, а тут же разворачивается, оттолкнувшись от противоположного берега, и ну в обратную сторону. Да ещё шибче, чем вперёд. Так и мотается по всей пойме из края в край. На моторе идёшь, так порой, голова кругом.

Я решил сплавиться от верхнего моста. Уже два года предпринимаю это путешествие, и мне очень нравится проводить эти пару дней наедине с природой, со спиннингом, с карабином.

Основная цель путешествия, конечно, состояла в том, что стоял конец сентября. Это время, когда по Ханде катится ленок. Больно уж мне нравится таскать его спиннингом. И, конечно, если в береговых тальниках зазевается какой-то зверь, – пощады не будет.

Вообщем путешествие намечалось очень интересное, увлекательное. Захватывало меня полностью.

Продолжительность сплава устраивала меня: три дня в лодке, две ночи у костра. К вечеру третьего дня причаливаю к старому зимовью, где должна будет ждать машина. И на прекрасный отдых времени достаточно, и не утомительно. Всё восхитительно!

Пару слов об экипировке. Лодка у меня резиновая, не большая. Места хватает только на меня. Плюс всё остальное: рюкзак с провизией, палатка, фляга. Во фляге, по давней привычке, чтобы не намокли, продукты и сменное бельё, – носки, трусы, футболка.

Под рукой справа карабин, всегда заряженный, патрон в патроннике, на предохранителе. В руках спиннинг. Если нужно подгрести вёслами, или ещё что, спиннинг кладу слева, чтобы не на карабин. Карабин всегда должен быть наготове. Вообщем, все действия отточены, почти на автомате.

Ещё в самом начале путешествия, с утра, понял, что ближе к вечеру будет дождь. Слишком яркие, ватно-кучевые облака барахтались на горизонте с западной стороны. Жаль. С Востока ясная синь неба будто улыбалась, оставляла крохотную надежду.

Но слишком огорчаться не стал, – не привыкать. Да и палатка не раз проявляла себя с хорошей стороны, с честью выдерживала капризы природы. Чуть укорил себя, вспомнив, что в последний момент, когда собирался, отложил в сторону плёнку. Если ей палатку накрыть, то вообще без проблем. Но, не взял. Больно уж места в лодке маловато, вот и приходится экономить на каждой мелочи.

Даже под рыбу в лодке места нет. Но я нашёл выход, придумал. На носу лодки есть шнур, – швартовый. За него привязываю садок, и за борт. Садок примерно на полтора ведра. А я больше и не ловлю, не жадничаю. Пойманная рыба всегда в воде, живая, а главное, – не занимает место в лодке.

По перекатам садок брякает по камням, но сделанный из прочной металлической сетки, – выдерживает удары, и не бьет рыбу. Правда, к концу путешествия, полтора ведра рыбы существенно притормаживают лодку, но во второй половине пути перекатов мало, и река течёт спокойно и неторопливо.

Первый день прошёл без происшествий. Иногда из береговых редников с треском вылетали жирные утки. Рыба толком не брала, – чувствовала перепогодицу. А ближе к вечеру поднялись полчища мошки. Она забивала и рот, и нос. Ни дышать, ни смотреть по сторонам стало невозможно.

Облака, с синими, и даже чёрными прожилками уже толклись ближе, захватили половину небосклона, ворочались как живые, едва слышно переговаривались.

Пот заливал лицо и спину. Прибрежные кусты, разомлевши от жары, распарившись в палящих лучах солнца, клонились к воде. Некоторые дотягивались, запускали в прохладные струи свою пятерню и чертили, чертили, кружево времени.

Вода в Ханде тёмная, даже, где омут, совсем чёрная. Это она оттого такая, что настояна на корнях да травах болотных. Основное питание река берёт из болот.

В одном месте, тунгусы рассказывали, был лечебный ключик. Недалеко от основного русла реки на поверхность пробился ключ. И не велик, и не стремителен. Да, пожалуй, никто бы и внимания не обратил на него, да вот цвет. Цветом тот ключ был, что тебе молоко. И руслице, по которому то молоко неспешно катилось в Ханду, тоже забелилось, будто кристаллами снежными обросло. Тунгусы говорили, что дивно было глядеть на такую красоту среди лета.

Будто бы вода та, мутью молочной взбитая, не имела ни запаха дурного, ни вкуса противного. А кто пробовал глотнуть хоть малость, – того тут же мутило и рвать выворачивало.

А если кто болел, что врачи уже не в силах были помочь, – сюда везли. И кострище взбитое недалече. А зимовьё строить ещё шаман, когда живой был, запретил. Когда больные ту воду пили, – их не мутило. Тунгусы много лет тем ключиком пользовались. Все кусты и деревья в округе были тряпочками разноцветными увешаны.

Потом на вездеходе приехали большие начальники, пробовали ту воду, нюхали. Блевали и плевались. Будто бы даже на анализ набрали канистру.

А весной, в половодье, Ханда чуть изменила своё русло. Подмыла берег, где молочный ключик пробился, уронила все кусты и деревья с разноцветными тряпочками, и унесла с собой. А ключик лечебный, теперь где-то на дне Ханды, наверное.

Вечером, устраиваясь на ночлег, всё оглядывался на клубящиеся, кипящие тучи. Ещё крепче утвердился в своём мнении, что дождя не миновать.

Сложил вещи, которые могли промокнуть, под ближнюю ель. Что более ценное, – с собой в палатку. Карабин, – опять же по давней привычке, возле себя, только теперь слева, – схватить удобнее.

Засыпал уже под едва шелестящий шум дождя.

Проснулся внезапно. Проснулся оттого, что лежу целиком в воде. В ледяной воде! Прошло всего каких-то полтора часа, а под палаткой уже настоящая лужа.

Это не был дождь. Это был такой ливень! Такой ледяной ливень, что словами объяснить это просто невозможно. Ни на минуту не стихая, не прекращаясь, с сильным, даже ураганным ветром, с неба низвергались бешеные потоки воды. Ветер, казалось, налетал со всех сторон сразу, потому что палатку мотало во все стороны. Тайга ревела, выла, и стонала одновременно!

В конце сентября на Ханде уже бывают серьёзные заморозки. Зная об этом, я всегда на ночь одеваюсь тепло. В спальнике, да ещё закутавшись в тёплую куртку, не страшусь никаких ночных похолоданий.

Теперь, все, что было на мне, всё промокло. Причём не просто вымокло, а промокло полностью. Когда я встал, струйки воды побежали с меня.