Владимир Арсеньев - В горах Сихотэ-Алиня

Мы шли гуськом друг за другом.

Справа и слева была вода, а посредине, где мы шли, узкая коса в 30–40 метров шириною, заросшая грубой и жесткой осокой.

Когда мы дошли до того места, где заводь дважды прерывается узкими перешейками, Чжан-Бао с собакой отделился от нас и переправился на другую сторону протоки. Он хотел поохотиться на уток, которые держались ближе к лесу. Около последнего озерка, немного не доходя до реки Адими, кончалась коса, и местность становилась возвышенной, густо поросшей различными кустарниками и полынью. Как раз здесь шел пал. Огнем охватило широкую полосу сухой растительности. Желтовато-белый дым клубами поднимался кверху и относился ветром в море на юго-восток. Пал шел нам навстречу и быстро приближался к косе. Нас это мало беспокоило: справа была намывная полоса прибоя, лишенная растительности, которая, правда, дальше суживалась до 3–4 метров и поэтому покрывалась водой каждый раз, когда волна набегала на берег, но все же здесь можно было обойти огонь стороною. Скоро стало ясно, что пал выйдет на косу раньше, чем мы пройдем ее. Уже видно было, как огонь перебегал с одного места на другое, и как по воздуху в клубах дыма летела горящая сухая трава. Вероятно, можно было слышать и треск горящих сучьев, в особенности в тех случаях, когда пал добирался до сухого куста, опутанного ползучими растениями, но шум морского прибоя заглушал все другие звуки.

В это время Снамука заметил впереди лису. Она уходила от нас по тропе и, видимо, торопилась добраться до материка, пока еще огонь не вышел из косы. Однако расчет ее не оправдался. Тут были особенно густые травянистые заросли. Как только пал достиг их, сразу взвилось длинное пламя. Вместе с жаром кверху взлетела горящая ветошь, которую забросило в нашу сторону, и тотчас зажгло траву на косе сразу в нескольких местах. Путь лисе был отрезан. Тогда она бросилась к морю в надежде обойти пал по намывной полосе прибоя, но здесь уже стоял удэхеец Дилюнга. Словно сговорившись, мы втроем рассыпались в цепь по всей ширине косы. Заметив наш маневр, лисица побежала влево к озерку с намерением переплыть на другую его сторону, но в это время к берегу подошел Чжан-Бао с собакой. Последняя, увидев лису, бросилась в воду и поплыла к ней навстречу. Таким образом лисица оказалась окруженной со всех четырех сторон. Тогда она вновь вышла на косу. Теперь перед ней была дилемма: или она должна была бежать через огонь и опалить свой пушистый мех, или броситься навстречу охотникам с малым числом шансов уцелеть под обстрелом из трех ружей. Лиса стала метаться, потом вдруг решилась: она быстро погрузилась в воду так, что оставила на поверхности ее только нос, глаза и уши. Собака была от нее уже в нескольких шагах. Тогда, нимало не медля, лиса вылезла вновь на косу и, не отряхиваясь, бросилась в пал, где огонь был слабее. Выбрав момент, она прыгнула через пламя. Я хорошо видел ее, потому что по ту сторону начинался подъем, лишенный растительности. Отбежав от пала шагов двадцать, лиса отряхнулась, оглянулась в нашу сторону и, увидев, что собака выходит из воды на берег, пустилась наутек. Еще мгновение, и она скрылась в чаще леса.

Река Самарга около устья разбивается на несколько проток. Острова между ними заросли ольхой и тальником. С правой стороны ее расстилается обширное пространство с хорошей плодородной землей, весьма удобной для земледелия. Сначала идут великолепные луга, ближе к горам видны рощи из вяза, клена, липы, березы и тополя. Река придерживается левой стороны долины. Там, где она подходит к правому ее краю, около устья горного ручья Кынгато, на возвышенном месте стояла фанза Кивета. Это было деревянное здание с полом и потолком, с одними дверями, открывающимися на улицу, с двумя окнами, из которых одно смотрело на реку, а другое — в лес. Против дверей была глухая стена с широкими нарами. Здание отапливалось железной печкой, поставленной в левом углу около дверей. Я нарочно так подробно описал фанзу Кивета потому, что здесь нам пришлось прожить довольно долго в ожидании грузов, без которых мы не могли двинуться в путь.

Первые дни я посвятил ознакомлению с ближайшими окрестностями. Прежде всего меня заинтересовал вопрос, откуда получилось такое странное название «Самарга». Китайцы называют реку «Уми-да-гоу» (т. е. Большая долина Уми), удэхейцы — «Дата», что в переводе на русский язык значит «устье» и потому должно быть относимо только к низовьям реки. По Емельянову А. А. [50] А. А. Емельянов. Северное побережье Японского моря. река называется Нюигый. К сожалению, он не дает толкования этому слову. Оно весьма похоже на Ненгуй («нг» произносится вместе с носовым звуком), что значит «красный волк», который вовсе не водится в этих местах. В русской литературе об этой реке впервые упоминает Бошняк, [51] И. Бошняк. стр. 209. а затем Максимов. [52] С. В. Максимов. На Востоке, 1909 г., том XII, ч. 2, стр. 32. Первый называет ее «Самальги», второй «Самальга».

На реке Чоло (около Большого Хингана в Маньчжурии) есть орочский род «Моргын». Название «Са» — собственное родовое имя. Орочи с реки Чоло называют себя «Са-Моргын». Мы знаем случай, когда семья солонов пришла через Сихотэ-Алинь на реку Тахобе, где я и застал их в 1907 году. Могли также и орочи перекочевать сюда из Маньчжурии и принести с собой свое родовое название, но это только предположение. Во всяком случае происхождение названия Самарга остается загадочным. На Самарге я застал двух стариков, которые еще помнили о том, как появились русские. Первые сведения о «лоца» пришли от гольдов с Амура. Спустя некоторое время они видели в море корабли, которые без дыма под парусами медленно ходили вдали от берега. Туземцы тихонько наблюдали за ними и не зажигали огней. Потом трое лоца пришли к ним с юга; двое ехали на лодке, а третий шел пешком, что-то смотрел и рисовал на бумаге. Не был ли это топограф Гроссевич?

Из среды самаргинских удэхейцев выдвинулся Ингану из рода Камедига. Он был пожизненным «Чжанге», т. е. судьею и старшиною, по всему побережью от Ботчи до реки Амагу. Повидимому, это был умный и авторитетный человек, о котором у удэхейцев сохранилось много рассказов. Он умер лет сорок назад и был похоронен на возвышенном левом берегу реки, немного ниже фанзы Кивета. [53] В 1912 году вся гробница Ингину с гробом и хорошо сохранившимся трупом (естественная мумизация) со всеми погребальными аксессуарами была мною отправлена в Музей антропологии и этнографии Академии наук.

Первые русские скупщики пушнины появились на реке Самарге в 1900 году. Их было три человека; они прибыли из Хабаровска через Сихотэ-Алинь. Один из них в пути отморозил себе ноги. Двое вернулись назад, а больного оставили в юрте удэхейца Бага. Этот русский болел около двух месяцев и умер. Удэхейцы были в большом затруднении, как его хоронить и в какой загробный мир отвести его душу, чтобы она не мешала людям. По-видимому, это им удалось, потому что дух погибшего лоца не проявил себя ничем.