Юрий Ефремов - Тропами горного Черноморья

Один из самых опытных наблюдателей, Александр Васильевич Никифоров, ставил сегодня новый рекорд. Общий интерес вызвал тезис о самоснабжении Дикой

бабы за счет похищения имущества у туристов - это была при нас рожденная импровизация. Сколько неувязок, сколько несведенных линий сюжета ликвидировалось этим объяснением! Становилось понятно, как она не замерзла, откуда брала спички...

Наш юный диковатый Саша с мрачным видом поднялся от очага и ушел в темноту - очевидно, присмотреть за лошадью. Его нелюдимость уже была предметом шуток со стороны наблюдателей. Шуток не над ним, а над нами. С их точки зрения, дирекция подшутила над молодыми исследователями, дав нам в сопровождение неотесанного лесного парня, когда можно было прикомандировать опытного наблюдателя, знающего заповедник.

Работники охраны любили работать с учеными, ценили творческий и бескорыстный характер их деятельности, по-дружески делили с ними лишения, выручали из беды. Конечно, они могли бы помочь и нашей молодой группе. Но ведь для дирекции мы были только студенты-практиканты - вот и пожалели для нас опытного человека.

Словом, шутки над нами и над нашим Сашей имели под собою нешуточную основу...

Сегодня Никифоров превзошел самого себя. Он заключил легенду о Дикой бабе неожиданным для всех присутствующих аккордом. Он спросил:

- А знаете, кто у вас проводником при лошади?

- Ну как же, наш Саша.

- Так вот, этот ваш Саша и есть Дикой бабы сын.

Вся аудитория легла от хохота. Конечно, именно в этот момент Саша, вынырнув из тьмы, появился перед собравшимися, вызвав новый приступ веселья. Нам стало даже неловко за незаслуженно осмеянного парня.

- Ничего, вот поработает с нами,- говорю я,- на-учим его про вас сказки рассказывать - тогда держитесь!

И все-таки ловлю себя на том, что мысленно всерьез занимаюсь опровержением высказанной подробности Сашиной родословной. Если он родился в двадцать пятом году, ему было бы только двенадцать лет, а не семнадцать, как в действительности... Так убедительно было повествование.

"Дикая баба" прочно вошла в наш быт. Наташа пугала нас с Володей призраком этой женщины, ей приписывались разные мелкие потери.

В лице Дикой бабы мы получили как бы свою местную богиню и сами стали воспринимать ее как естественное дополнение к окружающей заповедной фауне. Мы уже поняли, что при Саше о Дикой бабе говорить не стоило: видимо, ему рассказали о причине всеобщего хохота, и он мрачнел при одном упоминании об этой особе.

Нам доводилось слышать потом и другие версии о Дикой бабе и ее судьбе. Были в разной степени талантливые варианты с историко-политическим оттенком - что это дочь белогвардейского полковника, скрывавшегося в лесах с дней гражданской войны; варианты "Тарзана в юбке" - девушки, дружной со зверями, доившей серн и оленьих ланок; были версии о ее гибели и, напротив, в ряде случаев утверждалось продолжение ее существования...

Столь оригинальный фольклор только и мог возникнуть на почве безлюдья и дикости огромных пространств заповедика. Так легко было мысленно населить эти территории неуловимыми существами, загадочными людьми...

НАШ ОЛЕНЬ

Мы покидали Сенной лагерь, когда слет наблюдателей начинал свою работу. Теперь они обсуждали уже не вечерние сказки о Дикой бабе, а свои трудовые будни, задания по учету туров и оленей, трудности расчистки старых и прокладки новых троп, ремонт помещений кордонов, закладку искусственных солонцов для минеральной подкормки животных и, наконец, самую опасную часть своей работы - борьбу с браконьерами.

Прощаемся. Теперь на любом заповедном кордоне нас встретят как знакомых!

Крутой подъем пихтовым лесом и криволесьем приводит нас к лагерю Исаева. Луговой балкон над кручами в раме пихтовых лесов. К самому домику лагеря подбегает веселое березовое криволесье. Бушуют луговые цветы- они празднуют здесь, как и на Пастбище Абаго, разгар Весны.

Новые захватывающие горизонты. Через огромную глубокую долину Киши нам с высоты двух километров

виден мрачный серо-коричневый Джемарук - промежуточное звено между Тыбгой и нашим краснополянским Чугушом. Как круты изборожденные кулуарами стены этого Джемарука! На них задержалось так мало снегу, когда кругом все горы еще блещут целыми полотнищами снежных полей.

В дальней дали, где-то за долиной Малчепы и верховьями реки Белой, парят в дымке розоватые призраки Фишт-Оштенского массива. Нам видно, как поднимается к ним задранный вверх обрывистый край Скалистой куосты.

Глубоко, почти на километр под ногами, дно долины Киши. Там Сенная поляна, там совещаются наблюдатели. А нам сверху так хорошо видна вся их могучая держава...

Еще не так давно эту вознесенную над заповедником поляну называли Зубровой. Наш Саша упорно утверждает, что мы идем не к лагерю Исаева, а на Бандитскую поляну. Нам понятно, почему так приросло это черное имя к столь райскому уголку - я еще в Красной Поляне слышал трагическую историю гибели профессора Исаева в районе этого лагеря. Интересно, а что знает об этом Саша? Он угрюмо повествует:

- У нас в Хамышках так говорят: ходил тут профессор, траву изучал. Гордый был, одиночкой ходил. А наши тут рядом в другом балагане сидели.

- Постой-ка, какие наши?

- Бандиты. Наши, хамышкинские. Растроганные столь наивно раскрываемым родством душ, слушаем внимательнее - мы-то и не знаем, с кем

имеем дело.

- Порешили они его словить - зачем один ходит. Ну и словили и суд над ним устроили.

- За что же суд?

- За то, что ученый. Говорили, не было бы ученых - не было бы и войны и заповедника не было бы.

- Вот оно что! И к чему же его присудили?

- Присудили убить. Привязали к лошадиным хвостам и погнали.

- Кого погнали?

- Лошадей. Так всего и побили. Так что его и тела не нашли. Говорят, одну книжку записную потом обнаружили.

В голосе Саши не промелькнуло ни нотки сожаления или осуждения по поводу случившегося. Кто его ведает, может быть, и он воспитай был в такой же вере, а теперь сам вынужден помогать ученым!

- А откуда же ты это знаешь, Саша?

- Наши рассказывали. Один из тех бандитов мой дядя был.

Саша и это произнес без капли смущения. Родства с Дикой бабой стесняется, а о родстве с убийцами говорит чуть не с гордостью. Дремучие же тут можно встретить души людские, тоже чем тебе не зубры!.. Сашин рассказ звучал тем убедительнее, что в основе совпадал с официальной версией о гибели Исаева.

Поднимаемся по косогору горы Аспидной к Аспидному перевалу. Между полосами рододендронов спускаются ленты снегов - они лежат вдоль каждой лощины, по путям зимне-весенних лавин. Чтобы провести нашу Машку по этим крутонаклонным снежникам, долбим в них топориками карнизные уступы - ведь мы идем первыми в этом сезоне, в июне. В одном месте поленились, и Саша решил пройти с лошадью прямо по снежной целине. Легкомыслие было немедленно наказано.