Юрий Ефремов - Тропами горного Черноморья

...Вечер в палатке при трепетном свете свечек. Полулежа камеральничаем (так называется обработка накопленных за день записей, вычерчивание схем по полученным цифрам, упаковка и систематизация образцов).

Беру желтый карандаш и начинаю закрашивать все пологие древнеледниковые озерные котловины гребня Ачишхо. Потом берусь за коричневый - крашу им все склоны, не несущие отпечатков ледникового воздействия, а красным "врезаю" молодые рытвины горных ручьев. Карта становится красивой, пестрой, как цыганский платок, и... невыразительной. Рельеф на ней получил объяснение, но утратил свои геометрические черты - все заслонила пестрая мозаика... А как быть, если одна форма наложилась на другую, один - последующий - процесс на другой - предыдущий?

Вот склон долины Ачипсе. Долину в целом прорыла река, но эту часть склона давно уже обрабатывает плоскостной смыв - плащеобразный склоновый сток дождевых струй. В какой же цвет закрасить такой скат на карте? И каким знаком выразить ванночки пригребневых ачишхинских озерец, прежде всего ту, тринадцатую? Сначала мы думали, что ее создал ледник, и уже закрасили ее в желтый цвет. А теперь приходилось заботиться о том, как совместить на одной и той же площади и желтый цвет ледниковой шлифовки и фиолетовый цвет суффозионного подкопа... Давать фиолетовые штрихи по желтому фону или желтые по фиолетовому?

Карта только тогда может быть хороша, когда у ее составителей имеется четкая система условных знаков, то, что картографы кратко называют легендой (в этом значении слово "легенда" имеет вполне прозаический смысл и не заключает в себе ничего сказочного). Но и легенда только тогда удачна, если в ее основе лежит стройная классификация изображаемого материала.

Наверно, университетские преподаватели нам уже внушали эту мысль, но без проверки на практике она проскочила мимо нашего внимания.

Теперь такая легенда начинала вырисовываться в голове, и это происходило именно в результате столкновения с первыми же трудностями, в самом ходе попыток картирования. Так вот в чем был смысл борзовского тезиса о "плаче на борозде"!

За один вечер, лежа в палатке на животе, такого дела не сделать. Будем доучиваться на ходу, потратим на составление легенды, если будет нужно, даже несколько дней внизу.

И мы отправляемся в Поляну. Володя спускается туда с лошадью, а мы с Наташей идем вкруговую по уже знакомой мне гребневой тропе. От озера Хмелевского забегаем на осыпь - хотелось удивить спутницу и этим кругозором.

Вернувшись к озеру, пошли по самому водоразделу, полого спускающемуся к устью Ачипсе.

Опять она передо мною, когда-то так разочаровавшая меня однообразием лесная тропа, заброшенная и едва находимая по давно заплывшим "солнышкам" на зарубках. Но сейчас я смотрю и на этот путь новыми глазами. Озадачивает непостижимая выровненность ступеней, которые срезают гребень хребта. По-новому воспринимается и красота - что я, слеп что ли был, когда шел здесь в первый раз? Или секрет в том, что сейчас со мною идет Наташа? Именно она говорит мне, как хорош этот буковый лес, купающийся в бездонном воздухе круч, встающий из-под обоих склонов и закрывающий дали. Нет, таких далей не

закроешь, они все равно чувствуются, ощущение полета не исчезает на всем протяжении тропы.

Хребет спускается так полого, что, если бы чуть выровнять тропу на нескольких уступах, можно было бы съезжать по ней на велосипеде. Недаром именно здесь инженер Константинов когда-то проектировал построить шоссе к вершинам Ачишхо *.

Мы давно уже ниже уровня последних цирков, ниже границы, до которой распространялись древние оледенения. А пологие гребневые площадки, хоть и заросшие лесом, и тут распластываются перед нами, под ступенью ступень. Что же, их выравнивали не ледники? И это не участки "арен" древних цирков, какими мы считали гребневые площадки у метеостанции? В какой же цвет закрасить их на нашей карте? Неужели это остатки каких-то древних обширных плоских днищ широких долин или даже целых равнин, лишь впоследствии прорезанных лабиринтом ущелий? Первая несмелая догадка, больше сомнение, чем утверждение. Но все же и это еще один шаг к раскрытию тайн истории рельефа. Загадки одна другой увлекательное.

СВИДАНИЕ С АИБГОЙ

Трехдневное ненастье задержало нас внизу, в Поляне, но именно это и помогло нам разработать систему условных знаков для картирования. Отправляемся на Аибгу проверить на практике нашу систему. Вот она, моя любимая Аибга с ее замечательными цирками и пирамидальными пиками карлингами! Как же было не воспользоваться новым поводом для свидания с нею!

Поднимаемся окружной вьючной тропой, но от Первых балаганов выходим на гребень и с него ухитряемся даже свою навьюченную Машку спустить по головокружительной карнизной тропе в Первый цирк. На месте старого балагана у тропки к ручью среди благоухающих лилий ставим свою палатку, и кажется, что она, белея, летит, словно парус, над необъятным простором, навстречу громадам Ассары и Чугуша.

* Вначале царский охотничий дворец намечалось соорудить не внизу, у Красной Поляны, а па площадке теперешней ачишхинской метеостанции.

А над нами Первый пик, тот самый, на котором мерзли Адамчик с Эммочкой и куда нам пришлось подниматься к ним на выручку среди ночи.

Какое наслаждение жить в этом вознесенном, парящем мире! И как хорошо просыпаться прямо на высоте 2000 метров: не нужно тратить сил на подъем с пятисотметрового уровня Поляны - все пики, все цирки Аибги рядом. А побывать во всех цирках - давняя, многолетняя моя мечта!

Из одного амфитеатра в другой ведут торные тропы через седловинки на отрогах главного гребня. Из Первого цирка во Второй через Эстонский отрог, из Второго в Третий через перевал у Черной Пирамиды. В каждом цирке - свой мир величия, загадок, неожиданных радостей. То находишь диковинную косо струящуюся по скале ажурную диагональ водопада... То обращают на себя внимание камни с зеленым налетом медной ржавчины - признаками оруденения...

На седловине под Черной Пирамидой отшлифованные до лоска бараньи лбы с штрихами-бороздками; их процарапали валуны, вмерзшие в исподнюю поверхность былого ледникового языка... Языка? Причем же здесь язык? Ведь мы на перевале. Вспоминаю ледниковое "боа" на седле у Скального Замка. Мы уже знаем из геоморфологии, что такие ледники называются переметными: значит, мы видим следы древнего переметного ледника, спускавшего свои "ноги" в оба цирка сразу. А Черная Пирамида тоже служила как бы передней лукой этого ледникового седла!

Если острова обособляются размывом между двумя рукавами реки, то геоморфологи называют их останцами обтекания. Перед нами бывший остров, обнятый в прошлом двумя потоками льда. Разве не правильно будет назвать Черную Пирамиду останцом ледникового обтекания? Здесь это памятник давно прекратившегося процесса, а Скальный Замок на Псеашхо, обнятый ныне существующим ледником, это останец современного ледникового обтекания. Придется и такую форму предусмотреть среди условных знаков к нашим картам.