Леонид Репин - Параметры риска

А внизу, у основания сопки, метрах в двухстах от вершины, мы нашли светлый ручей и два родника, впадавших в него. Эти две сотни метров приводят в настоящие таежные дебри. Дикие места… Глушь… Даже не верится, что в нескольких минутах спокойной ходьбы существует такое мрачное царство.

Живности, за все дни наших блужданий, мы встретили немного пока: вспугнули зазевавшуюся жирную куропатку- почти из-под ног взлетела; неспешно поднялся тетеревиный выводок; как-то, поздно вечером, неслышно пролетела сова; суетились хлопотливые белки; бурундучки подбегали и изумленно взирали на нас, уставившись черными бусинками немигающих глаз; сновали под ногами непуганые мыши-полевки. А в небе, попискивая, парила какая-то хищная птица…

Прилетела шоколадница и с детской доверчивостью уселась на мой воротник. Прибежала и застыла на раскрытой странице блокнота крошечная ящерка — изящная, как украшение. А большие звери нам не встречались. Скорее всего, они просто избегали людей. Когда мы отправились в тайгу, в Москве нас вооружили советами на случай встречи с медведем. Создавалось впечатление, что все советчики хаживали на медведя с рогатиной. Среди рекомендаций были такие: Медведь нападает даже на тигра и, победив, съедает его. Свирепый хищник. Это только в сказках он добренький! Его лучше обходить стороной". Еще одно наставление: "По бурелому медведь развивает скорость до семидесяти километров в час. Но попытаться убежать, конечно, можно…" Я тут же подумал: "В таком случае И. Борзов вряд ли смог бы удрать от медведя…" Короче говоря, все эти разумные предостережения нам пока не пригодились. Хотя, если честно, очень хотелось повстречаться с медведем. При условии, что это будет сытый, добрый медведь, с характером робким, покладистым, и что при этом он не будет страдать от одиночества, скуки и любопытства.

Толя усовершенствовал свой прибор. На крышке котелка с внутренней стороны на поразительно равном расстоянии друг от друга он нанес 180 делений. Спрашиваю: "Как тебе это удалось?" Удивление мое при этом самое искреннее.

Оказывается, все очень просто: взял веревочку, обернул ее вокруг крышки, отрезал лишнее — так, чтобы она в точности была равна длине окружности крышки. Потом сложил ее пополам, нашел середину и нанес ножом рисочки. Таким образом он поделил окружность на четыре равные части. Сложив еще — на восемь. И так далее. В результате получился отменный лимб компаса.

Смотрю на прибор и думаю: вот ведь действительно вышла полезная вещь. Буквально из ничего! Поразительно, сколь изобретателен бывает порой человек. Особенно, если этого требуют конкретные обстоятельства жизни.

И вот, наконец, мы увидели солнце. Наша большая поляна преобразилась мгновенно-стала еще просторнее, светлее. Солнечные блики позолотили траву, морщинистую кору старых сосен, заставили свечами вспыхнуть белые стержни берез. Лучистое тепло согревало нас, наполняя блаженством. Наверное, мы были совершенно счастливы в этот момент.

Понежившись немного, Толя взялся доводить свой прибор. На это у него ушло что-то около часа. Потом он объявил: "Ну вот, теперь все в порядке. Можно пользоваться".

И сразу же в нашей жизни — мы это тут же почувствовали — возникло нечто, похожее на. определенность. Мы знали, что находимся на правом берегу Енисея, стало быть, идти надо на запад, чтобы встретиться с ним. Конечно, мы и не предполагали, как далеко забрались в тайгу. Но теперь, по крайней мере, знали, в какую сторону двигаться.

Ручей под нашей сопкой струился почти точно в нужном нам направлении, поэтому мы решили идти по нему. Должен же он когда-нибудь и куда-нибудь привести! И если нам повезет и он впадает в речонку, а Толя опять исхитрится и изобретет какое-нибудь рыболовное средство, и если окажется, что в той речке водится хоть какая-то мелочь, тогда, возможно, в наш рацион попадет что-нибудь, кроме грибов.

Конечно, мы понимали, что этих «если» слишком уж много. Но зато и перспектива попахивала ухой, а не, грибным Лешиным супчиком. И, кроме того, впервые перед нами забрезжила цель, к которой мы могли устремлено направиться.

Мы решили пожить на этой стоянке один полный день — просохнуть как следует, отогреться, пока солнце гуляет по небу, и прийти в себя после продолжительного общения с гнусом. Здесь, на верху сопки, его практически не было: свежий ветер почти без следа выметал эту нечисть.

Ночь мы провели точно так же, как и все предыдущие. Руки и лица стыли, приходилось то и дело вставать и подходить греться к костру. Искры от него плавно возносились к звездному небу, медленно блекли и угасали, не в силах соперничать с голубым светом звезд. Звезды эти были такие холодные!

Утром снова тронулись в путь. Толя последний раз наметил курс, мы спустились по склону сопки и сразу же оказались под плотным пологом леса. Множество поваленных деревьев преграждало нам путь, большие камни, покрытые мхом, предательски подрагивали, когда мы на них наступали. И тихо звенел ручей, неспешно бегущий неизвестно куда. Соединится ли он когда-нибудь с сильной, полноводной рекой?

На нашем пути часто встречались большие деревья, сраженные ударом молнии. Они так и стояли — обуглившиеся, расщепленные, без ветвей и коры. Черные, печальные обелиски. Их видно издалека — они четко вырисовываются на фоне жизнерадостной зелени. Сколько — i они еще так могут стоять? Когда упадут? Или будут стоять до конца, пока не рассыплются в прах? Встречаясь с ними, я всякий раз внимательно разглядывал их, пытаясь восстановить хоть что-то в безмолвной таежной драме, после которой не осталось свидетелей. Молния наверняка выбирала самые рослые, самые сильные деревья. Они были так неосторожны, что позволили себе вырасти выше других. И вот — сражены. Странно, но буквально ни разу я не увидел вокруг черных останков деревьев следов огня, пошедшего дальше. Дерево выгорало до самого корня, и никогда после этого не занимался пожар. Так и не смог найти приемлемого для себя объяснения…

Мы шли все время вдоль ручья, иногда перешагивали через него, иногда, прыгая с камня на камень, переходили. Здесь, в распадке, нам стала чаще попадаться черемуха, и мы тогда останавливались, с удовольствием поедая ее сладкие ягоды, но почти моментально набивая оскомину. Здесь больше встречалось рябины — мы не пренебрегали и ею. Но разве съешь много рябины? Леша, однако, набирал ее впрок: обычно он давил ее в котелке, наливал побольше воды, давал настояться, и получался довольно вкусный напиток.

Для разнообразия, а также из желания придать новые аспекты эксперименту на выживание, он готовил еще отвар из еловой хвои. Вероятно, ему хотелось узнать, как эта отрава действует — постепенно или мгновенно. — По правде сказать, это его изобретение успехом не пользовалось. Мы предпочитали отвар из шиповника или "рябиновку".