Илья Стогoв - Мертвые могут танцевать: Путеводитель на конец света

Особенно трудно заметить это в Нью-Йорке. Сто два этажа небоскреба Импайер-стейт-билдинг. Сто миллионов киловатт электрического освещения на Таймс-сквер. Эту площадь американцы с гордостью называют самым электрифицированным местом на земле. Что ж – в тот момент, когда из-под земной коры будет высосан последний литр нефти, эта площадь станет просто местом.

Рано или поздно нью-йоркские небоскребы перестанут скрести небо. Станут смирно лежать поперек тротуаров. Трудолюбивые мексиканцы распашут север Манхэттена под маисовые плантации. Бродячие скотоводы еще скормят своим стадам траву, выросшую над братской могилой Манхэттена. Потом остатки небоскребов (то, что не сгниет и не рассыплется в труху) будут извлечены из земли археологами. Кто-то непременно прославит свое имя открытием допотопного города Нью-Йорка. Очкастые знайки будут пинцетами вытаскивать из глубоченных раскопов осколочки гипсокартона. Они еще напишут толстые книжки, в которых выскажут несколько смелых гипотез относительно того, как именно выглядели верхние этажи Импайер-стейт-билдинг. На место, где стояло это чудо света, непременно придут экскурсии. Люди еще поразятся гигантскому фундаменту бетонного чудища.

Впрочем, это будут какие-то другие люди. Живущие в каком-то другом мире. И вообще, это будет не скоро. Пока небоскребам предстоит пасть и веками лежать под землей.

Неделю назад я заходил в музыкальный магазин «Титаник». Мне нужно было взглянуть: нет ли у них альбома «The Joshua Tree» группы U2. У самого входа в магазин я заметил девушку, с которой встречался восемь лет назад. Она рассматривала витрину с DVD. У нее были сногсшибательные сапоги. Она была модная, прекрасная, в дорогой одежде, с ключами от дорогой машины, в дорогущих очках, с дорогущей сумочкой в рифму к сапогам, – а я был такой же, как всегда.

Восемь лет назад она поднимала ко мне мокрое лицо и слизывала капельки спермы с верхней губы. Прекрасно помню, как, испытывая оргазм, она по-дурацки растопыривала ноздри и все повторяла мое имя… Сейчас она на меня даже не взглянула. Думаю, если бы я попробовал с ней заговорить, девушка вызвала бы милицию.

Восемь лет… и все встало на свои места. Не жизнь, а сплошное расстройство. Из «Титаника» я ушел, так и не купив свой «The Joshua Tree».

Этот альбом я купил спустя два дня. Раньше я обычно покупал его на кассетах, а последнее время на CD. Я часто переезжаю с квартиры на квартиру и за время этих переездов перетерял все любимые книги, все любимые диски, несколько любимых джинсов… всех друзей, всех девушек, любую надежду на нормальные отношения с кем бы то ни было… Ну, потерял и потерял – ничего из перечисленного вернуть я не пытаюсь. И только альбом «The Joshua Tree» каждый раз покупаю заново.

Где-то до июня—июля год медленно ползет в гору. А потом – вжжжихх! – следующих месяцев до самого декабря ты и не вспомнишь. С жизнью тоже так.

Тем, кто вместе со мной начинал слушать U2 в 1980-х, сейчас под сорок. Им пришлось несладко. Моему поколению достался сложный вираж, и проходили мы его с трудом. Но следующему-то поколению не досталось ничего. К тому моменту, когда они родились, мир был уже мертв.

К тридцати годам наши родители имели маленькие, но твердые зарплаты. Они планировали летние отпуска, покупки шуб и кооперативных квартир. Мои ровесники к тридцати годам даже и не думают начать раздавать долги. Большинство именно за счет родителей и живет.

В конце 1980-х казалось, будто мы – победители. Самое свободное поколение в истории страны. Чтобы понять, что это была ошибка, понадобилось целых пятнадцать лет. А ведь впереди еще какая-никакая старость.

Никому из моих ровесников пенсия не светит. Кто-то провел жизнь в бомбоубежищах, переделанных под рейв-клубы. Кто-то сидя в кофейнях на Невском. Я – катаясь по свету. В молодости мы как-то умудрялись находить денег на еду, алкоголь и авиабилеты. Еще лет десять можем продолжать в том же духе. А потом?

Пятнадцать лет назад я жил в самом центре Петербурга, носил модные футболки и общался лишь с теми, кто завтра станут героями. Среди моих приятелей были будущие миллионеры и будущие звезды рок-н-ролла. Я был знаком с будущими мужьями самых красивых женщин мира и с теми, кому на набережных моего города непременно будут установлены бронзовые бюсты… У всех нас было блестящее будущее. Только оно так и не наступило.

Один мой приятель сегодня зарабатывает на жизнь тем, что продает тупым японским туристам фальшивую черную икру. В магазине аналоговая икра, сделанная из рыбьего мяса, стоит $2,5. Парень продает ее как настоящую, по $12. Вдуть удается от силы десять банок в неделю. Вырученные деньги он тут же пропивает с друзьями. Хорошо так жить, когда тебе семнадцать, но как быть, если тебе скоро сорок?

Другой друг юности числится рабочим при главной петербургской панк-группе. В его обязанности входит кататься с группой по гастролям, драться во время концертов с фанатами других коллективов и с утра до вечера пить с музыкантами алкоголь. Прекрасная профессия для двадцатилетнего паренька, но выдержишь ли ты такой ритм в пятьдесят?

Эти двое еще неплохо пристроились. Парень, в 1990-х снабжавший меня флаерами на первые рейвы, теперь сидит в испанской тюрьме (14 граммов кокаина). Остальные приятели работают в основном охранниками в дешевых магазинах. Две недели они ходят на службу, потом решают начать новую жизнь, увольняются, месяц ищут новую работу, потом понимают, что никакой новой жизни не бывает, и снова находят место охранника в дешевом магазине, и опять две недели ходят на службу, а потом опять понимают, что дальше так жить нельзя, и опять увольняются, и так без конца…

Двухтысячные оказались похмельем. Мой век весь вытек.

Кто-то из приятелей уже умер. Недавно, вернувшись из китайского Тибета, я включил телевизор, а там по всем каналам рассказывали, что моего одноклассника по имени Ян застрелили в Иркутске. Парень работал журналистом, поехал участвовать в выборах, перебежал какую-то лишнюю дорогу и схватил пулю. Вроде бы даже две пули: в грудь и контрольную в голову.

Не стану врать, будто событие меня потрясло. Последнее время мы с Яном почти не общались. Встречаться было незачем, говорить не о чем. А потом его взяли и застрелили…

Я полистал записную книжку в мобильном телефоне, нашел его номер, долго-долго разглядывал цифры, а потом нажал кнопку Delete. В этой телефонной книжке и так было лишь несколько номеров. А скоро их, наверное, не останется совсем.

Когда мне было шестнадцать, ночи я проводил в петербургском «Jazz-club’е». С тех пор я перепосещал чертову прорву похожих заведений. Где-то в них я потерял лучшее десятилетие своей жизни. Иногда я пытаюсь отыскать его обратно.