Владимир Обручев - Плутония

Местность и погода сохраняли свое удручающее однообразие.

Вечером метель прекратилась, и сквозь тучи, по-прежнему стлавшиеся почти по поверхности бесконечной снежной равнины, по временам показывалось солнце, низко повисшее над горизонтом. Картина, которая представилась глазам наблюдателей, была совершенно фантастическая: белоснежная равнина, клубы и клочья быстро ползущих по ее поверхности серых туч, беспрерывно меняющих свои очертания; столбы крутящихся в воздухе мелких снежинок и то тут, то там, в этой бело-серой мутной и движущейся мгле, ярко-розовые отблески от лучей прорывавшегося солнца, которое то появлялось в виде красного шара, то исчезало за серой завесой. Наши путешественники после ужина долго любовались этой картиной, пока усталость не загнала их в юрту и в спальные мешки.

На третий день спуска барометры показали, что местность находится уже на уровне моря, а уклон равнины на север все еще продолжался.

Когда Боровой, записав показания барометра, сообщил об этом своим спутникам, Макшеев воскликнул:

– Что же это? Мы уже съехали с хребта Русского, не встретив ни одного ледопада, ни одной трещины!

– Более удивительно, – заметил Каштанов, – что здесь должен быть берег моря, а следовательно, конец огромного ледяного поля, которое спускается по северному склону этого хребта и, по нашему измерению, имеет семьдесят километров в длину. Здесь, подобно тому, что мы знаем об окраине Антарктического материка, должен быть высокий обрыв, ледяная стена в сотню метров высоты, а у ее подножия – открытое море или хотя бы поля торосов, полыньи и среди них отдельные айсберги. Ледник ведь двигается, напирает на морской лед.

Но следующий день не принес перемены. Снежная равнина продолжалась с тем же характером и уклоном на север; ветер упорно дул в спину путешественникам, словно подгоняя их вперед; низкие тучи клубились и сыпали по временам снегом. Все ожидали, что спуск вот-вот кончится, торопились, всматривались вперед, обменивались надеждами на близкий конец. Но все было напрасно, проходил час за часом, километр за километром оставались позади, и наконец общая усталость заставила остановиться на ночлег.

Когда юрта была поставлена, все столпились вокруг Борового, устанавливавшего ртутный барометр; всем хотелось видеть показания, так как на карманных анероидах стрелки уже вышли за конец делений на циферблате и не показывали давления воздуха как следует.

– По грубому подсчету, мы спустились уже на четыреста метров ниже уровня моря, – вскричал метеоролог, – если только на Земле Нансена в настоящее время не находится область необычайного по величине антициклона! [7]Барометр показывает восемьсот миллиметров.

– Насколько я знаю, – заметил Каштанов, – антициклонов с таким давлением на земле не бывает. Кроме того, погода, с тех пор как мы находимся на Земле Нансена, не менялась и совсем не похожа на погоду при антициклоне.

– Но в таком случае что же это такое? – воскликнул Папочкин.

– Очевидно, земля не кончилась и северная ее часть представляет очень глубокую вдавленность, впадину, уходящую ниже уровня моря на сотни метров.

– Разве это возможно? – удивленно спросил Громеко.

– Почему же нет? На земле известны подобные впадины, например, долина Иордана и Мертвого моря в Палестине, впадина Каспийского моря, Люкчунская котловина в Центральной Азии, открытая русскими путешественниками, наконец, дно озера Байкал в Сибири, которое находится ниже морского уровня на тысячу метров с лишком.

– Впадина Мертвого моря также не маленькая, дно его на четыреста шестьдесят пять метров ниже уровня океана, – прибавил Макшеев.

– Во всяком случае, открытие такой глубокой впадины на полярном материке будет крайне интересным и важным результатом нашей экспедиции, – заключил Боровой.

К общему удивлению, спуск продолжался и на следующий день по той же равнине и при той же погоде.

– Мы лезем в какую-то бездонную дыру, – шутил Макшеев. – Это не плоская впадина, а скорее воронка, может быть, кратер потухшего вулкана.

– Но только невиданных на земле размеров, – заметил Каштанов. – Мы спускаемся в эту воронку уже четыре дня, и диаметр этого кратера, очевидно, достигает трехсот километров или больше; вулканы такой величины известны только на Луне. К несчастью, на всем спуске мы не встретили ни одного утеса, ни малейшего выхода горной породы, которые разъяснили бы нам происхождение этой впадины. Склоны кратера должны состоять из разных лав и вулканических туфов. [8]

– На северном склоне Русского хребта и на его гребне мы видели базальты и базальтовые лавы, – напомнил Папочкин. – Некоторые указания на вулканическую природу этой впадины мы имеем.

– Кратеры потухших вулканов, заполненные доверху снегом и льдом, известны в Аляске, – добавил Макшеев.

Вечером в этот день и ртутный барометр отказался служить: его трубка доверху наполнилась ртутью; пришлось достать гипсотермометр [9]и определить давление воздуха по температуре кипения воды. Оно соответствовало глубине восьмисот сорока метров ниже уровня океана.

Все заметили, что вечером стало немного темнее. Лучи полуночного солнца, очевидно, не проникали непосредственно в эту глубокую впадину. Недоумение путешественников увеличилось в связи с тем обстоятельством, что компас в этот день также отказался служить: его стрелка вертелась, дрожала и не могла успокоиться и показать положение севера. Приходилось руководствоваться направлением ветра и общим уклоном равнины, чтобы ехать по-прежнему на север. Беспокойство компаса Каштанов также приписал вулканической природе впадины, так как известно, что большие массы базальта оказывают влияние на магнитную стрелку.

Но на другой день путешественники встретили в нескольких километрах от ночлега неожиданное препятствие: снежная равнина уперлась в цепь ледяных скал, тянувшуюся в обе стороны поперек пути, насколько было видно. Скалы местами поднимались отвесно на десять-пятнадцать метров, местами же представляли хаос крупных и мелких глыб льда, нагроможденных друг на друга. Взбираться на эти груды и без груженых нарт было трудно. Пришлось остановиться для разведки. Макшеев и Боровой вскарабкались на самую высокую груду и убедились, что и впереди, насколько хватает взор, тянутся такие же груды и скалы.

– Это не похоже на пояс торосов морского льда, – заявил Макшеев, вернувшись к нартам. – Торосы не тянутся на несколько километров в ширину без перерыва.

– Очевидно, мы достигли дна впадины, – сказал Каштанов, – и этот хаос обусловлен напором огромного ледника северного склона хребта Русского, по которому мы спускались.

– Следовательно, все дно впадины занято хаосом льдин, – заметил Боровой. – Остальные склоны ее также должны быть покрыты ледниками, спускающимися на дно.