Федор Литке - Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану

Широта – 69°10′45′′

Долгота – 35°06′

Наклонение магнитной стрелки – 76°37′

Прикладной час – 7°20′

Возвышение прилива в сизигии – 12–13 футов

Течения в реке Териберке в обе стороны бывают весьма быстры, но в бухтах Корабельной и Лодейной едва ощутительны, во входе они довольно приметны и следуют положению его.

Склонение компаса найдено около 2 1/ 2°. Я говорю около, потому что необыкновенное различие выводов не позволяет сказать в этом отношении ничего положительного. Заметив с самого начала различие это, умножили мы нарочно наблюдения, но двух раз сряду не получали одинакового склонения. Оно менялось от 1 1/ 2О до 3 1/ 2W. Может быть, горы, окружающие Териберскую губу, содержат в себе железо, служившее причиной этой неправильности компасов, которую я не умею объяснить иначе, поскольку все наблюдения производились со всевозможной старательностью.

При самом устье реки Териберки, на правом берегу, находится рыбачье становище, одно из обширнейших по всему берегу Лапландии. В него собираются до 80 человек промышленников, большей частью из Сумы.

Поморы (под этим названием разумеют вообще жителей берегов Белого моря) выходят на ладьях из мест своих обыкновенно около Николина дня, раньше или позже, смотря по весне. Выходом располагают так, чтобы не встретить в море льдов, которых очень боятся. На каждой ладье бывает от 12 до 20 человек, из которых каждые четверо имеют шняку. [234]Они ходят всегда в то же становище, если что-нибудь важное не заставит переменить его. В Териберке говорил я с одним стариком, который уже более 50 лет ходит на промыслы и все в Териберку. По старости и болезням он уже около двух лет не выезжал на шняках в море: три взрослых сына за него работают, но он не может покинуть привычки ежегодно ходить сюда. «Остался было одно лето дома, но чуть не помер со скуки», – говорил этот умный старик, на которого я не мог смотреть без особенного уважения. Он был как патриарх между другими, все его уважали и слушались.

Промышленники, придя в становище, исправляют свои шняки, которые обыкновенно оставляют тут на зиму, и начинают промыслы, состоящие единственно в морской рыбе: треске, палтусине (или палтасине) и пикшуе (или пикше). Семги они не ловят. Вся речная рыба есть достояние лопарей. Лов рыбы производится следующим образом: белые веревки, немного потоньше стеклиня, [235]связываются конец с концом до длины 2000 сажен. По всей длине веревки через каждые 2 и 3 сажени ввязываются короткие кончики, потолще длинной веревки, к которым присоединяются крючки; снаряд этот называется ярус. К обоим концам яруса и к середине его привязываются якорки или камни, крайние побольше, средние поменьше, к которым прикрепляются на веревках, длиной равных глубине моря, поплавки (кубасы) с голиками (махавки). Наживив каждый крючок целой песчанкой, растягивают ярус и спускают на дно, и если время хорошо, держатся на кубасах одну воду, т. е. шесть часов, потом выбирают ярус, снимают попавшуюся рыбу, наживляют снова крючки и снова выметывают ярус. Для отдыха уезжают в становище, оставляя в море ярусы, к которым возвращаются через одну воду, отыскивая их по створам приметных мест. Навык сделал их в этом весьма искусными. Некоторые находят безошибочно то место, где кубас, затопляемый иногда сильным течением, должен в тихую воду вынырнуть, и весьма спокойно и в полной уверенности его тут ожидают. За треской отъезжают они от берега на 5 и 6 верст, за палтасом [палтусом] же, для которого и ярусы делаются толще, верст на 20 и за 30, так что берег едва становится виден, но и тут всегда находят свои кубасы. Можно вообразить, с какими трудностями и еще более опасностями сопряжен этот промысел, производимый в открытых лодках, в суровом полярном море! Иногда вынуждает их поднявшийся внезапно крепкий с моря ветер укрываться поспешно в становья; иногда застигает их ветер с берега; они держатся иногда весьма долго на кубасах; наконец, бывают или оторваны или вынуждены бросать кубас и пускаться в реи (лавировать), часто без пищи и пресной воды. Несчастные случаи между ними не редки. В 1822 году сыновья упомянутого Нестора-рыболова, ехавшие с острова Кильдина в Териберку, едва не погибли. Шняку их опрокинуло, сами они взлезли на киль ее, продержались несколько часов и выброшены, наконец, были около Малого Оленьего острова; но работник их и все снасти, ценой до 2000 рублей, потонули. Нельзя было смотреть без умиления на этого старца, как он, на сожаления наши об его убытке, отвечал, подняв полные слез глаза к небу: «Хвала Богу, что спаслись дети наши; что до снасти, пропадай она!» Только моряк, которому случалось самому избавляться благостью провидения от явной гибели, может, кажется, постигнуть всю силу этих простых слов.

Промышленную рыбу солят, смотря по обстоятельствам, в то же время или через несколько часов. Когда выезд был трудный, поедят они сначала, сходят в баню и отдохнут; между тем рыба остается подверженной разрушительному действию солнечного зноя или сырого воздуха и принимает немало порчи, которой соление истребить не может. От этого неприятный запах соленой трески, и от этого чрезвычайное различие в доброте рыбы, привезенной в Архангельск в одно и то же время и даже в том же судне. Которая скорее была присолена, та менее и испортилась. Вредит ей также нечистая соль, промышленниками употребляемая, и небрежность при солении. Очистив внутренность и отняв голову, кладут просто в трюм ладьи ряд рыбы, пересыпают его солью, кладут другой ряд и так далее, пока наполнится трюм.

Таким образом, хорошая рыба смешивается с дурной, и все приправляется всякого рода нечистотами, попадающими в трюм. Мудрено ли после этого, что 8 сентября, когда в первый раз открываются все эти вместилища гниения, во всем Архангельске нельзя отворить окошка, что все малые протоки (в Соломбале) несколько дней сряду наполнены бывают, вместо воды, как будто тресковым отваром, оттого только, что рыбу эту в них полощут! Архангельские хозяйки отбирают обыкновенно лучшую, т. е. наименее испортившуюся рыбу, перемывают ее и пересаливают, отчего она, хотя и не совершенно теряет свой запах, однако же делается весьма вкусной.

Внутренности рыб, под общим названием максы, складываются в чаны, киснут, бродят и доставляют тресковое сало. Головы складываются на открытом воздухе в костры, таким образом провяливаются и после продаются в Архангельске дешевой ценой.

Поморы, добыв полный груз ладьи, возвращаются восвояси, заходят к городу, куда собираются все к 8 сентября, продают рыбу, покупают что нужно для своего обихода и на зиму возвращаются домой, чтобы весной приняться опять за прежнее. Зимой жители западнейших мест – Кеми, Сумы и прочих промышляют навагу. Для этого выезжают за несколько верст в море на собаках и сквозь проруби на удочки ловят ее множество, в чем способствует им чрезвычайная прожорливость этой рыбы. Рассказывают даже (за верность этого я, однако же, не ручаюсь), что случается иногда вытаскивать по 3 и 4 рыбы сразу, оттого, что одна хватается за хвост другой.