Алексей Аджубей - «Серебряная кошка», или Путешествие по Америке

Кончилась наша песенка. В комнате стало тихо. И вдруг запел Робсон. Пел он вначале чуть слышно, прикрыв глаза, раскачиваясь в такт протяжной песне. Потом он начал петь громче, и голос зазвучал сильнее. Все как зачарованные слушали великого певца. Иные из нас не понимали слов, но Робсон пел так выразительно и так много говорило его лицо, что никто не просил переводить слова песни. Робсон смолк на какую-то секунду. Но вот глаза его открылись шире, он молодо тряхнул головой, распрямил плечи. В комнате, подобно клокотанью весеннего грома, послышалось:

— Он поет в первый раз после болезни, — тихо сказал Кан. — И поет так восхитительно!.. Через вас Робсон хочет передать привет Стране Советов.

— Ты прав, Альберт, — услышал фразу Кана Робсон. Он кончил петь, развел руками, вздохнул и проговорил: — Заграничного паспорта все еще не дают. Впрочем, для песни нет границ.

Для песни нет границ! Но песню Робсона хотят спрятать в клетку. Выдающемуся артисту Америки и петь-то разрешают не всюду. Хозяева концертных залов не подписывают с ним контрактов. Радио и телевидение закрывают двери перед Робсоном. Разве это потому, что могучий талант певца не привлечет тысяч и тысяч зрителей?! Пусть кто-нибудь решится ответить так. Не смогут, ибо в таком случае легко подвергнуть себя всемирному осмеянию. А жизнь у певца нелегка. Сыну Робсона пришлось обучиться записи песен на пластинки. Он сам продает их тем, кто действительно ценит настоящее американское искусство. Но сколько пластинок может продать один человек?

И все-таки Робсон не падает духом. Мы виделись не с раздраженным, усталым и одиноким Робсоном, а с Робсоном сильным, энергичным и верящим в свою правоту. Когда были спеты все близкие нашему сердцу песни, Робсон поднялся во весь свой богатырский рост, прошелся от стены к стене по комнате, и мы услышали Отелло:

Много лет оттачивает, шлифует, находит новые оттенки и краски для роли Отелло Поль Робсон. Его мечта — сыграть Отелло в нашем театре, и он выучил роль по-русски. Робсон работает как истинный, требовательный к себе художник, работает много, увлеченно. Он переводит на английский язык «Евгения Онегина», пишет тексты к нотам. Можно только позавидовать воле и собранности этого человека, стоящего выше отнюдь не мелких пакостей, которые совершают по отношению к нему реакционные силы в Америке.

И можно только гордиться, зная, что среди миллионов простых людей — борцов за справедливый, достойный человека мир есть Поль Робсон, есть его друзья-товарищи, замечательные американцы, с которыми нам довелось повидаться.

И, может быть, потому, что последний американский вечер мы провели вместе с Полем Робсоном и его друзьями, часы летели незаметно.

На следующий день мы уже двигались к аэродрому и вскоре поднялись на большом четырехмоторном самолете в воздух. Какие-то минуты был виден весь в огнях Нью-Йорк, а потом мгла атлантической ночи скрыла его от нас.

Когда делегация советских журналистов пробыла в Нью-Йорке дня три-четыре, бойкие репортеры на одной прессконференции задали нам вопрос:

— Ду ю лайк Америка? (Нравится ли вам Америка?)

— Подождите, коллеги, проедем по вашей стране и скажем совершенно честно все, что думаем о ней.

В своих заметках я и старался, как мог, рассказать о том, что мне нравится и что не нравится в Соединенных Штатах.

Теперь я отдаю в полное распоряжение сан-францисского прессклуба взятых там во временное пользование «черную кошку» и «серебряную кошку». А поскольку журналисты в этом городе — заядлые любители сувениров, можно оставить им на всякий случай и фигурку мышки с блестящими бусинками вместо глаз, ту самую мышку, которая помогала членам делегации в грустную минуту и которой мы награждали по общему согласию того из нас, кто оказывался самым находчивым. Я делаю это в твердой надежде, что «черная и серебряная кошки» сан-францисского клуба не поссорятся с нашей мышкой.

Тем более, что это будет зависеть не от выдуманных фигурок, а от людей.

Укрепления гитлеровцев во Франции против десанта союзников.

Вери гуд — очень хорошо.

Олл райт — все правильно, хорошо.

Спидвэй — дороги с односторонним быстрым движением, проезд по которым часто тоже оплачивается.